Дж. Д. Сэлинджер

Джинни еще с минуту за ним понаблюдала.

– Хватит его трогать, – вдруг сказала она.

Словно от электрического разряда, брат Селены отдернул неувечную руку. Сел немного ровнее – точнее, стал чуть меньше сутулиться. Посмотрел куда-то в угол. Его буйное лицо обволокла некая мечтательность. Палец нераненой руки он сунул в рот и, ногтем выковыряв что-то из щели между передними зубами, повернулся к Джинни.

– Въели? – спросил он.

– Что?

– Вобедали?

Джинни покачала головой.

– Поем, когда домой приду, – ответила она. – Мама всегда к моему приходу обед готовит.

– У меня в комнате есть полсэндвича с курицей. Хотите? Я его не трогал, ничего.

– Нет, спасибо. Честно.

– Вы же в теннис играли, елки-палки. Чего, не проголодались?

– Дело не в этом, – сказала Джинни, закидывая ногу на ногу. – Просто мама всегда готовит обед к моему приходу. В смысле, она с ума сходит, если я не голодная.

Брата Селены такое объяснение, похоже, устроило. По крайней мере, он кивнул и отвернулся. Но потом снова посмотрел на нее.

– А стакан молока? – спросил он.

– Нет, спасибо… Все равно спасибо.

Он рассеянно нагнулся и поскреб лодыжку.

– Как зовут парня, за кого она выходит? – спросил он.

– Джоан? – переспросила Джинни. – Дик Хеффнер.

Брат Селены продолжал чесать лодыжку.

– Он капитан-лейтенант на военном флоте, – сказала Джинни.

– Подумаешь.

Джинни хихикнула. У нее на глазах он расчесал лодыжку докрасна. А когда принялся расцарапывать ногтем какую-то сыпь на икре, Джинни отвела взгляд.

– А откуда вы знаете Джоан? – спросила она. – Я вас у нас дома вообще не видела.

– Я никогда и не был у вас дома.

Джинни помедлила, но деваться было некуда.

– Так где же вы тогда с ней познакомились? – спросила она.

– На вечеринке, – ответил он.

– На вечеринке? Когда?

– Я откуда знаю? Рождество 42-го. – Из нагрудного кармана пижамы он двумя пальцами извлек сигарету, на которой, похоже, и спал. – Спичек киньте? – сказал он. Джинни передала ему коробок со стола. Брат Селены закурил, не разгладив изгиб сигареты, обгоревшую спичку сунул обратно в коробок. Откинув голову, медленно выпустил изо рта огромнейший клуб дыма и снова втянул его ноздрями. Дальше он курил в том же стиле «французский вдох». Весьма вероятно, что не пижон сейчас ломал перед Джинни комедию на диване, но хвастался своим личным достижением молодой человек, который некогда пробовал бриться левой рукой.

– Почему Джоан задавака? – спросила Джинни.

– Почему? Потому что задавака. Откуда я, к чертовой матери, знаю почему?

– Да, но почему вы так про нее говорите?

Тот устало повернулся.

– Слушайте. Я, как идиот, написал ей восемь писем. Восемь. Ни на одно она не ответила.

Джинни помедлила.

– Ну, может, занята была.

– Ага. Занята. Такая до черта деловая, что противно.

– А обязательно нужно так много ругаться? – спросила Джинни.

– Еще бы, к чертям, не нужно.

Джинни хихикнула.

– А вы с ней вообще долго знакомы были? – спросила она.

– Хватило.

– Ну в смысле, вы ей когда-нибудь звонили или что-нибудь? В смысле, вы ей вообще когда-нибудь звонили?

– Не-е.

– Ну так господи. Если вы ей никогда не звонили или что…

– Да не мог я, елки-палки!

– Почему? – спросила Джинни.

– Меня не было в Нью-Йорке.

– О. А где вы были?

– Я? В Огайо был.

– Ой, вы там в колледже учились?

– He-а. Бросил.

– Ой, вы служили в армии?

– Не-а. – Рукой с сигаретой брат Селены постукал себя по груди слева. – Мотор, – сказал он.

– Сердце? – уточнила Джинни. – А что с ним?

– Откуда я, к чертовой матери, знаю? В детстве у меня был ревматизм. Чертов гемор…

– Может, вам тогда бросить курить? В смысле, вам разве не полагается не курить или как-то? Врач говорил моему…

– А-а, да они чё угодно наговорят, – ответил он.

Джинни ненадолго прекратила обстрел. Очень ненадолго.

– А что вы делали в Огайо? – спросила она.

– Я? Работал на идиотском самолетном заводе.

– Правда? – переспросила Джинни. – Вам понравилось?

– «Вам понравилось?» – передразнил он. – Да я всей душой полюбил там работать. Обожаю самолетики. Они такие лапушки.

Но Джинни уже слишком увлеклась и потому не обиделась.

– Сколько вы там проработали? На самолетном заводе?

– Елки-палки, да откуда я знаю? Тридцать семь месяцев. – Он встал и подошел к окну. Выглянул на улицу, почесал большим пальцем позвоночник. – Поглядите только, – сказал он. – Дурачье чертово.

– Кто? – спросила Джинни.

– Откуда я знаю? Кто угодно.

– У вас из пальца кровь сильнее пойдет, если вы его так вниз держать будете, – сказала Джинни.

Он услышал. Поставил левую ногу на сиденье в оконной нише и раненую руку утвердил на ляжке. Он по-прежнему смотрел на улицу.

– И все тащатся в призывную комиссию, как подорванные, – сказал он. – Дальше мы будем сражаться с эскимосами. Знаете, да?

– С кем? – переспросила Джинни.

– С эскимосами… Почистите уши, елки-палки.

– Почему с эскимосами?

– Да откуда я знаю почему? Откуда мне знать? И сейчас пойдут одни старики. Только те, кому под шестьдесят. И кроме таких, никого не возьмут, – сказал он. – День им короче сделать, и все… Подумаешь.