Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье

Если свести воедино все три утверждения, высказанные Гэндальфом в начале книги, то современному и хоть сколько-нибудь эрудированному человеку наверняка придет на ум фраза «Всякая власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно». Этот афоризм сформулировал в 1887 году лорд Актон, хотя изначально он звучал не совсем так. На самом деле лорд Актон написал: «Власть имеет свойство развращать, а абсолютная власть развращает абсолютно. Великие люди почти всегда плохие люди…» Не думаю, что до 1887 года с ним многие бы согласились. В средневековом мире были жития святых, герои которых пользовались огромной и даже чудесной силой исключительно в благих целях; в средневековой истории, конечно, насчитывается немало злых правителей, но вряд ли найдутся признаки того, что они стали злыми, придя к власти (хотя в «Беовульфе» есть такие намеки). В целом люди, наверное, полагали, что злые властители были злы с самого начала, по самой своей природе. Ближе всего к высказыванию лорда Актона в древнеанглийском языке стоит пословица: «Man deÞ swa he byÞ Þonne he mot swa he wile» («Когда человек волен поступать так, как хочет, он поступает так, как велит его нутро»). Это означает, что власть проявляет характер человека, но не меняет его. Отчего же поменялось это представление?

Ответить на этот вопрос несложно, и ответ на него особенно ясно показывает, что Толкин не был таким уж отдельно стоящим писателем, каким его иногда представляют. Так, за шесть лет до начала публикации «Властелина колец» Джордж Оруэлл выпустил свою притчу «Скотный двор», которая, как известно, заканчивается провалом восстания животных, поскольку свиньи превратились в фермеров:

Они переводили глаза со свиньи на человека, с человека на свинью и снова со свиньи на человека, но угадать, кто из них кто, было невозможно[53]

.

Вопрос о том, кто именно изображен в сказке, вызывает яростные споры (никто не хочет видеть в ней себя), но это лишь подтверждает ее суть, которую выражает и Гэндальф: она про каждого из нас. Любой захват власти, насколько бы «крепок духом и чист в помыслах» ни был захватчик, заканчивается одинаково. Таково свойство власти. При этом публикация «Властелина колец» совпала по времени с появлением романов Уильяма Голдинга «Повелитель мух» (1954) и «Наследники» (1955), смысл которых автор для удобства комментаторов своего творчества изложил в более позднем эссе «Басня» (Fable), вошедшем в сборник «Горячие врата» (Hot Gates):

Должен сказать, если кто-нибудь, пройдя через эти годы [Второй мировой войны], не понял, что человек вырабатывает зло подобно тому, как пчела дает мед, то он либо слепец, либо глупец.

И вот английские мальчики-хористы, оказавшись на прекрасном необитаемом острове, додумываются до убийства, до принесения в жертву человека и создают самого «повелителя мух», Вельзевула; в «Наследниках» же наши предки-кроманьонцы истребляют мирных и дружелюбных неандертальцев, сочинив в оправдание своих действий дикие небылицы о том, будто бы те едят людей.

Можно добавить, что очень похожий, хотя и более сложный аргумент выдвинул и Т. Х. Уайт в еще одном великом фантастическом романе того десятилетия, «Король былого и грядущего», который, как и у Толкина, начался с детской книжки «Меч в камне» (1937), но писался еще дольше — полная, хотя и неоконченная версия увидела свет в 1958 году. Уайт заложил в свое произведение очень много смыслов, и немало из них вызывают сомнение, поэтому его нелегко резюмировать. Однако во всяком случае одно можно сказать с уверенностью: Уайт разглядел в человеке базовую потребность к уничтожению и выразил ее в своем опусе, который можно было бы назвать «Властелин колец nationibus in diro bello certantibus» («в эпоху страшной войны между народами»).

Мысль, которую настолько по-разному выразили Оруэлл, Голдинг, Уайт и еще несколько авторов послевоенных фантастических романов и притч, сводится к тому, что людям ни в коем случае нельзя доверять, особенно если они заявляют о своем стремлении изменить мир к лучшему. Главное разочарование ХХ века было связано с благими намерениями политиков, вымостившими дорогу в лагеря и на расстрельные полигоны. Потому-то слова Гэндальфа и звучат так убедительно почти для всех читателей, хотя они, повторю, тоже являются для Средиземья анахронизмом, и самым вопиющим, поскольку подобные взгляды появились лишь в современном мире.