Однако с самого раннего этапа Толкин писал и публиковал стихи, которые были не такими легкомысленными, — в них поднимается тема смертности и бессмертия. Некоторые из них — хотя и не все — связаны с «Сильмариллионом», который постепенно обрастал новыми подробностями. Таким образом, стихотворение, опубликованное в 1923 году под названием «Град богов» (The City of Gods), вписано в контекст географии толкиновской мифологии как «Кор» (в «Книге утраченных сказаний. Часть I»); то же касается стихотворений «Счастливые морестранники» (опубликовано в 1920 году, а потом еще раз в 1923 году — на этот раз под древнеанглийским заголовком «Tha Eadigan Saelidan», и позднее вошло в «Книгу утраченных сказаний. Часть II»), «Одинокий остров» (The Lonely Isle) (1924) и «Безымянная земля» (The Nameless Land) (1927, но позднее включено в «Утраченный путь» как «Песня Эльфвине»). Однако во все эти стихи, во многом похожие друг на друга, был заложен некий смысл еще при первой публикации, даже когда они еще не входили в «Сильмариллион».
Во-первых, они статичны: это созерцание города, страны, острова (или, скорее, наблюдения за ними). «Град богов» — это сонет, в котором просто описан безлюдный каменный город, замерший в полной тишине под жарким полуденным солнцем. «Одинокий остров» состоит из двух строф по двенадцать строк в каждой и коды, уместившейся в одну строку. В нем говорится о танцующих фэйри и звоне колокола, но повествование не развивается: в стихотворении нет даже зачатков сюжета. «Безымянная земля» — шестьдесят строк, написанных чрезвычайно сложным размером (тем же, что и «Жемчужина»), — начинается со слова «Там». В стихотворении вновь описывается райский пейзаж у моря, где живут лишь танцоры, которые не могут иметь человеческую природу, ибо на этой земле «людей быть не может». В «Счастливых морестранниках» уже присутствует некий намек на сюжет. Стихотворение начинается словами «Я знаю в башне Западной окно» и повествует о том, как рассказчик видит в это окно, что «прекрасные ладьи / Идут сквозь тьму и бури, и снега / За кромку моря, к светлым берегам» — вне всякого сомнения, они направляются именно в «безымянную землю», где «людей быть не может». Но наблюдателю не дано последовать за ними; они «счастливы», а он нет. «Безымянная земля» заканчивается образом тоски, вызванной невозможностью попасть в вожделенный край («Угасает огонь, разожженный тоской»), как и «Одинокий остров» («От тоски по тебе и твоей цитадели»), но эта тоска неспособна что-либо изменить — последняя, заключительная строка «Одинокого острова» звучит так: «Прощай, о одинокий брег!»
В географии «Сильмариллиона» все эти стихи, конечно, можно объединить, как это сделано в «Песне Эльфвине». Эльфвине — древнеанглийский моряк, который то ли подплывает к Тол Эрессэа, обретшей название «безымянной земле», то ли грезит о ней. Но все эти стихи повествуют о человеке из нашего мира, которого преследуют видения недоступного для него идиллического пейзажа — рая, куда ему навеки закрыт вход. Наблюдатель смертен, а земля эта отдана бессмертным.
Во второй группе стихов, написанных позднее, Толкин рассказывает о том, как смертный приближается к бессмертию. Эти произведения еще более печальны, чем картинки-видения, причем в обновленной редакции они стали лишь печальнее. Первое из них, как и «Лист кисти Ниггля», вероятно, было направлено на публикацию в ответ на просьбу — на сей раз поступившую от сестер обители Святого Сердца в Рохэмптоне, в чьем «Вестнике» оно и было напечатано в 1934 году под названием «Фириэль» (Firiel). В тринадцати строфах по восемь строк в каждой рассказывается история девушки по имени Фириэль, которая выходит из родительского дома на рассвете и видит, как мимо проплывает эльфийский корабль. Эльфы зовут ее с собой. Она спрашивает, куда они едут: «На север, где серо и хладно кругом?» Нет, отвечают они, их путь лежит «в Блаженный наш Край за отрогами гор», где звонит колокол, стоит башня и пенится морской прибой из ранних стихов-зарисовок Толкина; по их словам, мало кто получает приглашение покинуть мир смертных, где «вянет трава, облетает листва». Фириэль делает шаг к кораблю, но в последний миг у нее сжимается сердце, и эльфы уплывают. Она возвращается домой, «под крышу, за темную дверь», утренняя роса высыхает, а видение постепенно стирается из памяти. Девушка вновь погружается в быт: работу по дому, разговоры «о том и о сем», завтрак. Последние слова в этом стихотворении: «Пожалуйста, мёд передай».