Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье

Эти многочисленные расхождения между тем, что знают персонажи, и тем, что известно читателю (хотя читатель оказывается в неведении почти так же часто, как и сами герои), придают всей истории некую неизменную парадоксальность. Однако обратной стороной этой парадоксальности является закономерность: благодаря этому мы постепенно осознаем, что чувство безысходности и уныние героев, граничащие порой с отчаянием, одновременно естественны и оправданны и в то же время не имеют под собой оснований и являются результатом искаженного восприятия. Все частенько идет не так, но не настолько плохо, как могло бы. Даже в самые тяжелые моменты нельзя не признавать справедливость поговорки о том, что ни в чем и никогда нельзя быть до конца уверенным. «Издавна говорят: нередко зло пожрется злом», — произносит Теоден. «Быстрее вовсе не значит вернее», — слышим мы из уст Арагорна. «Может статься, предатель проведет самого себя и невольно совершит благое дело», — говорит Гэндальф, который в целом частенько занимается тем, что сводит воедино разные сюжетные линии.

Так, например, в главе 8 книги V он отмечает, что Элронд правильно поступил, разрешив младшим хоббитам присоединиться к отряду Хранителей, так как каждый из них в итоге сыграл очень важную роль: Пин спас жизнь Фарамиру, а Мерри — Эовин. В то же время из-за отчаяния, охватившего Денэтора, на поле боя погиб Теоден, и Мерри вскользь недоумевает: «А где же Гэндальф? <…> Неужели он не мог спасти… конунга?» (глава 6 книги V). И хотя сам Гэндальф говорит: «Пока я буду его [Фарамира] спасать, боюсь, погибнут другие», он не знает, о каких именно других может идти речь. Как он неоднократно повторял по тому или иному поводу, вероятно держа при этом в уме разные варианты развития событий и закономерности: «Даже мудрейшим не дано провидеть все».

Вряд ли кто-то может прийти к определенным правильным выводам после знакомства с миром толкиновского Средиземья, в котором разворачиваются невероятные и порой сбивающие с толку события, однако кое-какое понимание все же приходит: отказ от дальнейших попыток борьбы — это всегда неверное решение. Толкин наглядно демонстрирует нам это как раз с помощью метода переплетения сюжетных линий, каждая из которых по отдельности порой выглядит так трагично и безнадежно, что впору отчаяться и опустить руки. Впрочем, сейчас стоит отложить на время карту Средиземья и отвлечься от структуры «Властелина колец», чтобы перейти к аргументации, которая приводится в романе, и даже (хотя это слово Толкину бы наверняка не понравилось) его идеологии.

Глава III. «Властелин колец»: образы зла

Образ Кольца

Содержание первых двух глав по большей части является наглядным свидетельством того, как много Толкин почерпнул из древней литературы во время работы над трилогией. Из этого некоторые могут сделать вывод, будто «Властелин колец», по сути, есть не что иное, как «антиквариат» (сегодня это слово часто употребляется со снисходительной интонацией). Но для такой снисходительности нет никаких оснований, потому что даже если мы согласимся с этим утверждением, то все равно не можем не признать, что именно тонкость этой «антикварной работы» во многом объясняет очарование Средиземья.

Впрочем, это все равно не помогает понять, почему книга так глубоко повлияла на многих читателей, которые находят в ней параллели со своей собственной жизнью. Произведение Толкина — это не просто фантазии чудака из лавки древностей. Если его (как и «Беовульфа») будут читать и тысячу лет спустя, то даже в отдаленном будущем человек чуткий будет воспринимать его не иначе как весьма характерное произведение ХХ века.

Это можно заметить, если вспомнить, что нам рассказывают о Кольце. Толкину пришлось серьезно поработать над сценами из первого издания «Хоббита», в которых упоминается найденное Бильбо кольцо — тогда оно еще не мыслилось как Кольцо Всевластья. Те, кто узнал всю историю из «Властелина колец» и более поздней версии «Хоббита», очень бы удивились, прочитав рассказ о состязании Бильбо с Горлумом в первом варианте книги, опубликованном в 1937 году. Удивительно в нем то, что Горлум не так уж сильно привязан к своей «прелести». Он ставит ее на кон против жизни Бильбо, проигрывает ему в загадки и старается поступить честно. Не найдя кольца (потому что оно уже лежит в кармане у Бильбо), он приносит хоббиту свои извинения за то, что не может с ним расплатиться, и Бильбо, загнанный в угол, принимает предложение Горлума вместо этого показать ему выход из гоблинских туннелей. Они расстаются в неплохих отношениях, и последняя реплика Горлума звучит так:

«Проход здес-с-сь… Ему придется протис-с-снуться и прокрас-с-сться вниз. Мы не пойдем с ним, моя прелес-с-сть, нет, не пойдем, горлум».

Но уже во втором издании, вышедшем в 1951 году, и во всех последующих он произносит совсем другие слова:

«Вор, вор! Бэггинс-с-с вор! Ненавис-с-стный, ненавис-с-стный, навс-с-сегда, навс-с-сегда!»