Джакузи для Офелии

— А чего мне чужие шубы описывать? Большой интерес! Шуба — она и есть шуба, сразу видать, что дорогущая. Белая шуба, короткая. Откуда у порядочной девушки такие деньги возьмутся? Так что я и говорю — сразу видать, что шалава! А сейчас мне некогда больше разговаривать, мне котлеты жарить надо, а то зять придет — а котлеты не готовы…

— Хорошо, только последний вопрос. В день убийства ваш сосед в какое время пришел, вы не обратили внимания?

— Отчего же не обратила? У меня специально на стенке часы висят, чтобы точно знать, когда зять с работы возвращается, и обед загодя приготовить. Так что я внимание обратила. Как раз на часы поглядела, когда он первый раз пришел. Аккурат половина второго была…

— Первый раз? — повторил ее слова Маркиз. — Значит, был еще и второй? Он ушел и потом еще раз вернулся?

— А вот не скажу, — Серафима неожиданно понизила голос, — не буду врать. Как он ушел, не заметила, а только он в четверть третьего снова пришел.

— Значит, как выходил, вы не заметили, а заметили только, как вернулся?

— Сама удивляюсь, — вздохнула Серафима Петровна, — не было со мной такого, чтобы я чего пропустила… мне хоть и немало лет, а на слух да на зрение не жалуюсь. А тут как-то пропустила… гляжу — вроде не выходил, а опять заходит…

— А во второй раз ничего странного в нем не было? — спросил Маркиз, у которого возникла неосознанная еще мысль.

— Странного? Да нет, странного ничего не было, только что в тот раз спокойный он был.

— Спокойный? — переспросил Маркиз.

— Ну да, всегда-то он нервный, шеей поводит, минуты не постоит спокойно… ну, да я про это уже говорила, а когда он второй раз пришел, так не шевельнет шеей, как все люди стоит…

— А дверь-то он сам открыл, своими ключами?

— А кто же еще? Ведь, кроме него, никого там не было. Это уж потом шалава пришла, та, что его убила… только, когда дверь открывал, таился он, словно зашуметь боялся. Ключ так тихонько в замке повернул, да дверь придерживал, чтобы не скрипнула…

Серафима Петровна взглянула на часы и всплеснула руками:

— Ой, да скоро уж зять придет, а у меня котлеты еще и не провернуты! Батюшки, это что ж творится! А все из-за тебя, из-за твоих расспросов! — и она, подбоченившись, двинулась на Маркиза. — Все, нету больше моего терпения! Что знала — все доподлинно рассказала, и тебе, и Василию этому Лобзиковичу, а теперь прощайте, мне пора делами своими заниматься!

Едва Леня вышел во двор, в его осанке и поведении произошла мгновенная и удивительная метаморфоза. Его трудная и опасная профессия требовала настоящего артистизма. Если минуту назад он был суровым, непреклонным и уверенным в своей значительности сотрудником следственных органов, то сейчас он снова стал несколько легкомысленным, жизнерадостным и любопытным посыльным из службы срочной доставки, каким его и ожидали увидеть греющиеся на мартовском солнышке пенсионерки.

Впрочем, они не обратили на Леню внимания, поскольку были заняты обсуждением очередной волнующей и чрезвычайно значительной проблемы.

— А я вам точно говорю, — уверенно вещала Никитична, — это она от исключительного расстройства похудела. Как пришла она с концерта домой — а муж ейный в койке с соседкой! Она тут же в обморок — хлоп, а как очухалась, так на двенадцать кило похудела! Муж, как это увидел, к ней сразу вернулся, а соседка от злости уксусом отравилась…

— Что ты такое говоришь! — вступила старуха в «Адидасе». — Когда она сама по телевизору говорила, что это у нее от витамина специального получилось, «система шесть» называется… мне племянница такой витамин на Пасху подарить обещалась, хоть и дорогущий он…

Леня понял, что пенсионерки обсуждают эстрадную певицу, неожиданно похудевшую и после этого активно рекламировавшую средства для борьбы с лишним весом.

— Не «система шесть», — подала голос немногословная авторитетная тетка, — а надо меньше есть! Хоть ты чего принимай, а если будешь объедаться, так никогда не похудеешь!

— А я точно говорю — это у нее от расстройства! — стояла на своем упорная Никитична. — Мне лично Сима Оглоухова говорила, а она точно знает, у нее зять на государственной службе, им специальный телевизор ставят, по которому всю правду показывают!

— Уж ты скажешь! — возмутилась тетка в «Адидасе». — Нету такого, чтобы всю правду! Всей правды никто не знает!

— Вот он идет, Серафимин государственный зять! — негромко проговорила авторитетная пенсионерка. — Хоть часы по нему проверяй, как шесть часов — так он уж тут как тут…

Леня, который собирался уже уйти прочь, остановился и проследил за взглядом суровой тетки. По асфальтовой дорожке вдоль дома шел, ссутулившись, мелко переступая и глядя себе под ноги, хмурый мужчина средних лет в унылом темно-сером плаще. «Государственная служба» наложила на него неизгладимый отпечаток занудства и педантичности.

— Не всегда он в это время приходит, — вполголоса заметила тетка в «Адидасе».

— Ой, ну тебе бы все спорить! — возмутилась ее постоянная оппонентка Никитична. — Когда все знают, что каждый день в шесть часов он является! А тебе лишь бы что по-своему сказать…