«Джамп» значит «Прыгай!»

Выяснилось, что то же самое кафе изнутри было вполне открыто и исправно функционировало.

На вечеринке присутствовали печальный смуглый официант-грузин за маленьким баром, перезрелая дамочка на правах хозяйки, явно видавшая лучшие дни, три молодые шлюхи родом из доброй Хохляндии и парень по имени Кузя, который полагал себя «ну-очень-крутым». Они все по-разному улыбались Валерию. Официант криво, хозяйка так, словно увидела марсианина, господин Кузя суровой улыбкой закоренелого убийцы из вестерна. Надменная ухмылка ему не удавалась и за ней чувствовались поколения недоедания, плохих жилищных условий или вообще бездомности.

Хозяйка радушно приветствовала Барского:

– Добрый вечер. А вы сами нездешний, нет? Командировочный, да? Ну, присаживайтесь и устраивайтесь поудобнее. Мы ведь здесь все друзья. – Она засуетилась вокруг него, явно почуяв в нем пьяного простофилю, рожденного для того, чтобы его «обували». – Миленький, а нас намеднись налоговая прикрыла, придрались, что без кассового аппарата работаем. А он у нас был, был, просто испортился, мы сразу же за мастером послали, а они в это самое время – звездык! – и цепанули нас, мля, суки. И ведь приличные молодые ребята, парень с девушкой, никогда не скажешь что из налоговой. Вот мы и чешем репку, назавтра надо двадцать шесть лимонов платить, а денежек-то нетути-и-и… Ну вот, а вечерком согреваться-то как-то надо, ну мы и сидим тут, кукуем на птичьих правах. А как ты насчет того, чтобы угостить девочек?

– Девочек?

– Ну, и мальчиков тоже.

– С удовольствием.

Барский оглядел небольшой залик. В ней доминировал огромный подвешенный к стене телевизор, на котором демонстрировался телефильм, а стены были оклеены фотографиями кинозвезд разных степеней раздетости.

– Стакан водки, – заказал он. – И кусочек лимона.

– У нас только осетинская, – заулыбалась хозяйка.

– Тогда… не дадите ли вы мне виски, – продолжал он. – Большой бокал, без воды, льда и всякой содовой.

– Виски?! Извините, но этого у нас сроду не бывало. Да у нас и лицензии-то на спиртное нету. Впрочем, если хотите… – она ухмыльнулась официанту, и он завозился за баром, – у нас есть кое-что получше. Только для гостей заведения. Будете довольны. Коктейль «Русская березка».

– Отлично. Все, что угодно, лишь бы покрепче.

Барский откинулся в своем кресле, глядя на женщину, которая приветствовала его из соседнего сиденья. Платье ее имело очень глубокий вырез и между грудями примостилась крупная розовая родинка.

– С тобой все в порядке, цыпа? – спросила она. – Ты не болен? Когда я увидела тебя на улице, то подумала…

– Нет, нет. Все в порядке. – Барский покачал головой и улыбнулся, когда официант поставил бокал с пурпурной жидкостью. – Просто мне надо выпить.

В Москве частенько попадаются такие притончики под видом баров, рюмочных и столовок. Обычные забегаловки работали до семи-восьми вечера, а потом функционировали до рассвета «только для своих клиентов». Сколько их ни закрывали, им удавалось возродиться снова. Спрос и предложение, печально подумал он. В его случае спрос был чисто алкогольный. Единственная женщина, которая его интересовала, красовалась на рисунке Крюкова.

Он принюхался, и воображение подсказало, что самогон был достаточно крепким и обжигающим. Вероятно, если его нахлебаться до бровей, то можно ослепнуть. Как они его назвали? Ах, да «Русская березка» – примитивный мутноватый подкрашенный брюквой первач. Он согрел стакан в руке, но выпил не сразу. Он хотел сжиться с болью, зная, что очень скоро она притупится. Он был человеком выдержанным, желудок его был пуст, так что это зелье сработает быстро. Он вытащил бумажник и рассеянно и забывчиво развернув его на глазах у присутствующих, вручил официанту сотенную бумажку.

В телевизоре раздалась стрельба. К столу подсела девушка и рассеянно, словно скучая, положила руку ему на ширинку. На это он сейчас был настроен меньше всего, но неожиданно вдруг почувствовал эрекцию. «Надо же, подумалось рассеянно, порой не допросишься, а тут вдруг… Ну нет, только не с этой…»

Но девушка вдруг легонько сжала пальцы и посмотрела ему в глаза столь призывным и манящим взором, что он испугался, что через секунду с ним случится эякуляция на ровном месте. Девушка прошептала:

– За полсотни можно в рот, а за сотню – в это место.

– А за две? – рассеянно пробормотал он поднимаясь.

– Куда угодно, – улыбнулась она и прыснула.

У нее не хватало трех зубов, кожа была угристая, нос крупный и туфлеобразный, но его тянуло к ней таким мощным призывным импульсом, что он сам себе казался кобелем, унюхавшим текущую сучку.

Они прошли в глубь кафе по коридору. Длинный темный коридор пропах кошками, пережаренными овощами и хламом. В конце его были еще три двери, одна из которых выходила во двор, и в которую его сюда привели, а две других были помечены буквами «М» и «Ж».

«М» оказалось мрачной комнатушкой, выложенной грязным серым кафелем и содержавшей два писсуара, кабинку и умывальник, почти переполненный окурками.