Джейн Эйр

– Кроме меня; я, кажется, достаточно реален, – коснись меня.

– Вы, сэр, главный призрак и есть. Вы только сон.

Он, смеясь, вытянул руку.

– Разве это похоже на сон? – сказал он, поднеся ее к моим глазам. Рука у него была сильная и мускулистая, с длинными пальцами.

– Да, хоть я и прикасаюсь к ней, но это сон, – сказала я, отводя его руку. – Сэр, вы отужинали?

– Да, Джейн.

Я позвонила и приказала убрать со стола. Когда мы опять остались одни, я помешала угли в камине и села на скамеечку у ног мистера Рочестера.

– Скоро полночь, – сказала я.

– Да. Но ты помнишь, Джейн? Ты обещала просидеть со мной всю ночь накануне моей свадьбы.

– Помню. И я исполню свое обещание, просижу с вами по крайней мере час или два. Мне спать совершенно не хочется.

– У тебя все готово?

– Все, сэр.

– У меня тоже, – отозвался он. – Я все устроил, и завтра, через полчаса после венчания, мы покинем Торнфильд.

– Очень хорошо, сэр.

– С какой странной улыбкой ты произнесла это: «Очень хорошо, сэр», и отчего у тебя на щеках горят два ярких пятна, отчего так странно блестят твои глаза? Ты больна?

– По-моему, нет.

– По-твоему! Так в чем же дело? Скажи мне, что с тобой?

– Не могу, сэр. У меня нет слов сказать вам, что я испытываю. Мне хотелось бы, чтобы этот час длился вечно. Кто знает, что готовит нам завтрашний день!

– Это ипохондрия. Ты просто переутомилась или переволновалась.

– А вы, сэр, счастливы и спокойны?

– Спокоен? – нет. Счастлив? – да, до самой глубины моего сердца.

Я подняла глаза, чтобы увидеть подтверждение этих слов на его лице. Оно выражало глубокое волнение.

– Доверься мне, Джейн, – сказал он, – сними с души то бремя, которое тебя гнетет, передай его мне. Чего ты боишься? Что я окажусь плохим мужем?

– Я меньше всего об этом думаю.

– Может быть, тебя тревожит новая сфера, в которую ты вступаешь, новая жизнь, которой ты начнешь жить?

– Нет.

– Ты мучишь меня, Джейн. Твой взгляд и тон, их печаль и решимость тревожат меня. Я прошу дать мне объяснение.

– Тогда, сэр, слушайте. Вы ведь не были дома прошлой ночью?

– Не был. Верно. Ах, помню… Ты намекнула мне давеча на какое-то событие, которое произошло в мое отсутствие, – вероятно, какие-нибудь пустяки. Однако оно растревожило тебя. Скажи, что это? Может быть, миссис Фэйрфакс обмолвилась каким-нибудь неудачным замечанием или ты услышала болтовню слуг и твоя гордость и самолюбие были задеты?

– Нет, сэр. – Пробило двенадцать. Я подождала, пока умолкнет серебристый звон настольных часов и хриплый, дрожащий голос больших часов в холле, и затем продолжала: – Весь день вчера я была очень занята и очень счастлива среди всех этих хлопот, ибо меня, вопреки вашим предположениям, не мучат никакие страхи относительно новой сферы и всего прочего. Наоборот, надежда жить с вами бесконечно радует меня, так как я люблю вас. Нет, сэр, не ласкайте меня сейчас, – дайте досказать.

Еще вчера я верила в милость провидения и в то, что события сложатся к вашему и моему благу. День был очень ясный, если помните, и такой спокойный, что я ничуть не тревожилась за вас. После чая я расхаживала по террасе, думая о вас. И вы представлялись мне так живо, что я почти не чувствовала вашего отсутствия. Я думала о жизни, которая лежит передо мной, о вашей жизни, сэр, настолько более широкой и разнообразной, чем моя, насколько море шире вливающегося в него ручья. Я не согласна с моралистами, называющими наш мир унылой пустыней. Для меня он цветет, как роза. На закате вдруг похолодало, и появились тучи. Я вошла в дом. Софи позвала меня наверх, чтобы показать мне мое венчальное платье, которое только что принесли; а под ним в картонке я нашла и ваш подарок – вуаль, которую вы, в вашей княжеской расточительности, выписали для меня из Лондона, – решив, видимо, что если я не хочу надеть на себя драгоценности, то вы все же заставите меня принять нечто не менее ценное. Я улыбалась, развертывая ее, рисуя себе, как я буду подтрунивать над вашими аристократическими вкусами и вашими усилиями вырядить свою плебейскую невесту, как дочку пэра. Я представляла себе, как покажу вам кусок кружева, который сама приготовила себе, и спрошу: не достаточно ли оно хорошо для женщины, которая не может принести мужу ни богатства, ни красоты, ни связей? Я отчетливо видела выражение вашего лица и слышала ваши негодующие республиканские возгласы, а также надменные слова о том, что при таком богатстве и положении вам нет никакой необходимости жениться на деньгах или на титуле.

– Как хорошо ты изучила меня, колдунья! – прервал меня мистер Рочестер. – Но чем же испугала тебя вуаль, уж не обнаружила ли ты в ней яд или кинжал? Отчего у тебя такое мрачное лицо?