Джейн Остен и ее современницы

Молодые обосновались в Англии, когда в Европе назрел очередной конфликт – война с Францией, – и Нельсон, конечно, оказался в самой гуще событий. В 1793 году он получил должность капитана линейного корабля и участвовал в боевых действиях на Средиземном море. Победы следовали одна за другой. За участие в разгроме испанцев в сражении у мыса Сент-Винсент (1797) Нельсон был удостоен рыцарского креста ордена Бани и чина контр-адмирала синей эскадры. Двумя годами позже, в битве у Нила при заливе Абукир, английский флот под командованием Нельсона разгромил корабли неприятеля и отрезал сухопутные войска Наполеона от Франции. За этот триумф король сделал Нельсона бароном Нила и Бернем-Торпа.

Не обходилось и без потерь: при осаде крепости Кальви на Корсике Нельсон был ранен в правый глаз, а в битве при Санта-Крус-де-Тенериф потерял правую руку.

* * *

«Блистательный калека» – именно таким Горацио Нельсон вошел в Неаполь в 1798 году. Неаполитанцы ликовали, ведь Наполеон методично прибирал к рукам Италию, и любое его поражение оборачивалось победой для Фердинанда и Марии Каролины. Встречали англичан музыкой и цветами, а небо пестрело от сотен птиц – счастливые горожане выпускали их на волю в честь победы. Король потрогал треуголку адмирала на удачу. Вновь беременная королева рыдала от счастья. Малютка-принц Леопольд твердил: «Милый Нельсон, научите меня быть таким, как вы!» Словом, чествовали героя с размахом.

Но больше всех радовалась жена английского посла. Уже во время первой встречи в 1793 году капитан Нельсон произвел на нее неизгладимое впечатление, теперь же он возвращался в сиянии славы. Услышав о победе при Абукире, она упала в обморок от счастья. А когда увидела Горацио, позабыла и про мужа, стоявшего, кстати, рядом с ней, и про всякие приличия и с разбегу бросилась ему на шею.

Маскарад в Италии. Гравюра XIX века

Непосредственность Эммы импонировала Горацио, этому джентльмену до мозга костей. Хотя он отшучивался, что привез ей останки адмирала Нельсона, Эмма, казалось, и вовсе не замечала его увечье. В ее глазах не было и тени омерзения или снисходительной жалости – только восхищение. Оно согревало душу.

Присутствие Эммы пришлось как нельзя кстати. Не отличавшийся крепким здоровьем, Нельсон почти сразу на берегу слег с лихорадкой: сказывалась усталость, помноженная на стресс от любвеобильности итальянцев. Эмма не отходила от постели Нельсона, поила его ослиным молоком, пересказывала ему сплетни, и адмирал улыбался, вслушиваясь в ее акцент – грубоватый, провинциальный, но такой умиротворяющий. Между ними зародилась дружба, которая быстро перетекла в нечто большее.

Рядом с леди Гамильтон, по всеобщему мнению, Нельсон смотрелся комично. Он был на полголовы ниже ее, суров и молчалив и напоминал унылого ворона. Эмма же была яркой и суетливой, как тропическая птица, много болтала, часто смеялась, а уж когда начинала ругаться, то краснели даже мужчины. Одна из ее современниц, леди Сент-Джордж, оставила свои воспоминания о встрече с леди Гамильтон: «За исключением ног, которые ужасны, она хорошо сложена. У нее широкая кость, и она довольно полна. Очертания ее лица прекрасны, то же можно сказать о ее голове и особенно ушах. Брови и волосы… черные, внешний вид грубый. Ее движения не слишком изящны, голос громкий, но приятный».

Но когда это внешность была помехой любви? Любовь полыхала, и в ее пламени сгорали все понятия о приличиях, все предрассудки. «Я не был великим грешником», – в бреду будет повторять умирающий Нельсон, для которого связь с Эммой казалась браком более истинным, чем его пресный союз с Фанни. «Во всех отношениях, – признавался Нельсон Эмме, – от выполнения вами роли супруги посла до исполнения обязанностей по домашнему хозяйству, я никогда не встречал женщины, равной вам. Эта элегантность и прежде всего доброта сердца – ни с чем не сравнимы. Вы являете собой несравненное совершенство».

Слухи о чересчур тесных отношениях лорда Нельсона и леди Гамильтон поползли довольно скоро. На балу в честь сорокалетия адмирала, на который Эмма созвала 1740 гостей, Джосайя Нисбет устроил безобразную сцену. Напившись вдрызг, юнец выкрикивал оскорбления леди Гамильтон: она прибрала к рукам его отчима и заменила собой законную жену! Пьяного пасынка выволокли из залы, а к его матушке полетело гневное послание – надо было лучше воспитывать мальчишку!

Собственно, ничего иного леди Нельсон от мужа уже давно не получала. Все его письма были или раздраженными, или, в лучшем случае, подчеркнуто сдержанными. А предложения жены приехать к нему в Италию Нельсон всегда так или иначе отвергал. Он так привязался к леди Гамильтон, что считал ее «женой своего сердца».