Но декабрь оказался для Эллен несчастливым. Вряд ли она часто видела мужа. Скорее всего, ей приходилось лишь догадываться, где он и чем занимается. Она очень тревожилась и печалилась из-за тяжелой болезни близкого друга семьи, известного политика и оратора Джона Брайта. В «Таймс» ежедневно печатали сообщения о его состоянии. Брайт был одним из близких друзей отца Эллен.
Молочника, арестованного по подозрению в убийстве Джона Джилла, освободили, и убийство осталось нераскрытым. Убийство Розы Майлетт тоже не раскрыли. Сообщений о том, что это дело рук Джека Потрошителя не появилось, и оба дела скоро забыли. Потрошитель не изуродовал Розу. Он не перерезал ее горло. Потрошитель ранее не убивал маленьких мальчиков, пусть даже и угрожал это сделать в письмах. Поэтому полиция сочла оба убийства делом рук других преступников.
Из-за скудости известных фактов, связанных с убийством Джона Джилла, реконструировать это дело очень сложно. Один из самых важных вопросов, оставшихся без ответа, заключается в том, с кем Джона видели в последний раз, если его действительно видели разговаривающим с мужчиной. Если мужчина был посторонним, следовало приложить все силы к выяснению его личности и того, что он делал в Брэдфорде. Совершенно очевидно, что мальчик ушел куда-то с неким мужчиной, который убил и изуродовал его.
Кусок «рубашки», обмотанный вокруг шеи Джона, может послужить своеобразной подписью убийцы. Каждая жертва Джека Потрошителя, насколько мне известно, носила шарф, шейный платок или какой-либо кусок ткани на шее. Когда Потрошитель перерезал горло жертве, он никогда не разрезал платок. У Розы Майлетт тоже был платок на шее. Очевидно, что платки или шарфы что-то символизировали для убийцы.
Подруга Сикерта, художница Марджори Лилли, вспоминала, что у него был любимый красный шейный платок. Работая над картиной убийства в Кэмден-тауне и «оживляя сцену в своем воображении, он представлял себя преступником, затягивая платок на своей шее, надвигая шляпу на глаза и зажигая свой фонарь». В те времена считалось, что если преступник перед казнью повязывает на шею красный платок, это означает, что он никому не признался и уносит свои тайны с собой в могилу. Красный платок Сикерта был его талисманом. Он никому не позволял к нему прикасаться, даже своей экономке.
Лилли пишет, что красный платок играл важную роль в работе Сикерта, включаясь в изображаемую сцену. Сикерт настолько ценил его, что должен был постоянно его видеть. Период «Кэмден-таунского убийства», как я его называю, начался сразу после убийства проститутки в Кэмден-тауне в 1907 году. Лилли уверяет, что в этот период своей жизни «у Сикерта было две навязчивые идеи… преступления и князья Церкви». Преступление «воплощалось для него в Джеке Потрошителе. Церковь — в Энтони Троллопе».
«Я ненавижу христианство!» — в исступлении крикнул как-то раз Сикерт группе представителей Армии Спасения.
Сикерт не был религиозным человеком, хотя иногда изображал себя в библейских сюжетах. «Воскресший Лазарь: автопортрет» и «Слуга Авраама: автопортрет» — вот два примера таких работ. Когда Сикерту было около семидесяти, он написал свою знаменитую картину «Воскрешение Лазаря», пригласив местного гробовщика, чтобы одеть в саван фигуру в полный рост, когда-то принадлежавшую английскому художнику XVIII века Уильяму Хоггарту. Бородатый Сикерт забрался на стремянку и изображал Христа, вызывающего Лазаря из гробницы. Сисели Хэй позировала для фигуры сестры Лазаря. Сикерт написал большой холст по фотографии. Христос на картине является его автопортретом.
Возможно, фантазии Сикерта относительно власти над жизнью и смертью в конце жизни изменились. Он постарел. Он был болен. Если бы у него была сила давать жизнь… Он уже знал, что имеет власть забрать ее. Следствие по делу Джона Джилла установило, что сердца семилетнего мальчика было «вырвано», а не вырезано. Убийца засунул руки в раскрытую грудную клетку и вытащил сердце мальчика.
Поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой. Если Уолтер Сикерт убил Джона Джилла, он сделал это, потому что мог. Сикерт обладал сексуальной энергией только тогда, когда мог подавлять и убивать. Он мог не чувствовать раскаяния, но он должен был ненавидеть то, чего не мог иметь и кем не мог быть. Он не мог иметь женщину, он никогда не был нормальным мальчиком, никогда не был нормальным мужчиной. Я не знаю ни одного доказательства его физической храбрости. Он преследовал только тех, кто был слабее его.