Джек-потрошитель с Крещатика. Свадьба с призраком

– Да… Я хотела бы, – Катя отметила, что, поляк по происхождению, Вильгельм Котарбинский путается в единственном и множественном числе, но во всем остальном он произвел на нее самое благоприятное впечатление.

Он походил на человека, взаимно влюбленного в жизнь сразу во всех ее проявлениях!

Перед приходом сюда ей удалось найти в сети очень немного информации о нем, но хватило и того немногого, чтобы понять: Котарбинский был неисправимым романтиком. В юности влюбился в кузину и в живопись. Жениться на первой воспрещала суровая католическая вера, стать живописцем – запретил шляхтич-отец. Тогда юноша просто сбежал из дома в Рим, где вскоре получил звание «Первого Римского рисовальщика». Приехав в Киев, после росписи Владимирского собора он легко и быстро вошел в моду. Рисовал тоже – легко и быстро. Зарабатывал легко и быстро тратил деньги. Все же женился на своей кузине, но легко и быстро разошелся с ней…

И сейчас тоже воспринял Катин визит легко и быстро перешел к делу:

– Чудный свет… Я прошу вас сюда. Я сделаю сейчас небольшой набросок.

Катерина Михайловна послушно встала на указанное художником место. Котарбинский подбежал к одному из мольбертов, сбросил с него незаконченный рисунок прямо на пол, взял чистый лист, схватил карандаш и принялся за работу.

– Ах, до чего ж вы красивы… Я даже не знаю кто вы: гоплана, царица ночи? Сама красота – Елена Троянская? Клянусь, вот это и есть истинное счастье творца – запечатлеть на бумаге такую диковинную красоту… и такой дивный контраст… – с наслаждением проговорил он.

Головокружительная скорость исполнения заказа изумила Катю – однако, не слишком. Возможно, увидев даму в дорогих украшениях, художник сразу уразумел, что она будет щедрой. А возможно – и даже скорее всего, как и прочие, был сражен наповал красотой темноглазой Катерины Михайловны Дображанской и, как случается с творческими людьми, понесся за новым вдохновением, забыв про прелестницу в соседней комнате. Последняя же наверняка модель, работает за деньги, а значит, будет ждать сколько угодно.

– Придвиньтесь, прошу вас… – сказал он.

– Придвинуться к чему? – спросила Катя.

Художник не ответил на вопрос, увлеченный работой.

– Я никогда не видел таких фантастических дам… Нет… Таких, как вы, никогда… Только сегодня… Упоительный день, вы не находите?

Катерина невольно обратила взор к тусклому дню за окном – там начал моросить мерзкий и мелкий дождик – трудно было придумать погоду противней. Но Котарбинский был увлечен даже сегодняшним днем.

«Врубель для бедных», – вспомнила определение Катя. – Но в жизни он скорее уж Врубель наоборот…»

Вильгельм Александрович и Михаил Александрович. Оба поляки по крови. Оба выбрали путь живописца, вопреки воле родителей. Оба приехали в Киев расписывать собор по приглашению профессора Прахова. У обоих была несчастная первая любовь… Но Врубель увидел в ней бездну. А для Котарбинского даже печаль стала светлым вдохновением. Оба сошлись с женой профессора Эмилией… Но для первого она стала той самой неразделенной любовью – его собственным ангелом ада, а для второго – ангелом-покровителем, лучшим другом, Вильгельм умер в старости у нее на руках.

Дивный пример, как одни и те же люди и вещи могут стать горем одного и счастьем другого. Как в горе может прятаться страшное счастье, а в счастье – страдание.

Именно способность проваливаться духом в бездонные миры породила гений Врубеля. А творчество Котарбинского оказалось таким же поверхностным или, скорее, парящим – легким, как его нрав.

За исключением разве что одного полотна – Черного Ангела с лицом прекрасного чудища, с глазами, полными темной бездны… Той самой бездны, которой были наполнены взгляды всех персонажей картин Михаила Врубеля.

– Маша, что ты делаешь?! – вскричала Чуб, едва не выпустив из рук принесенный из кухни поднос с ритуальной едой: коливом, заправленным медовой сытой, и горячими пирожками.

С трудом умостившись в узком пространстве, упершись ногами в мраморный портал камина, Маша сидела на каминной полке и напряженно смотрела на дверь через лошадиный хомут.

– Ты чё, хочешь увидеть привидение? – раскусила ее Даша Чуб.

– Ты сказала, кошки на кого-то шипели, – оправдалась Ковалева. – И свербь лопнула. Здесь кто-то есть. Кто-то уже пришел к нам…

– Ты его ждешь? Врубеля, да?

– Не обязательно… – белокожая Маша порозовела до корней рыжих волос.

– Ладно трындеть! – поставив поднос, Чуб подошла к подруге и помогла той спуститься на пол. – Хочешь увидеть его, так и скажи. Мира ведь нет. И ты тоже, – обратилась она к Акнир, появившейся в дверях с круглым трехногим металлическим горшочком в руках. – Неужели так трудно сказать, что ты хочешь увидеть покойную маму? Это ж нормально! Зачем шифроваться?

– Хочу, – суховато подтвердила дочь бывшей Киевицы.