Джек-потрошитель с Крещатика

Нужно сказать, что в начале восьмидесятых годов XIX столетия в Киеве действительно царила неповторимая атмосфера. Словно по мановению волшебной палочки тут собрались практически все лучшие представители живописного цеха, которые были тогда на в Российской державе. Адриан Прахов, братья Аполлинарий и Виктор Васнецовы, Николай Мурашко, Павел и Александр Сведомские, Селезнев, Глоба, Серов, Коровин, Нестеров, Михаил Врубель… Только Репин и Суриков по разным причинам не переехали сюда, но, разумеется, бывали с визитами и неоднократно посещали лихие сборища своих собратьев по цеху. Собрание столь значительных художественных сил в одном месте, прежде всего, конечно, было связано с обилием живописной работы. В новопостроенном Владимирском соборе надлежало произвести роспись всего внутреннего пространства и алтаря, а в Кирилловской церкви и знаменитых Софийском и Михайловском Златоверхом соборах велись реставрационно-восстановительные работы. В активную художественную жизнь включились и городские жители. Расписанный первым встречным художником в Киеве того времени плафон имел все шансы через пару лет превратиться в вещь величайшей ценности, поэтому за многими художниками тянулся шлейф из небольших заказов и обещаний. Кроме того, «киевские нувориши», пользуясь засильем в городе мастеров, постоянно обращались с просьбами о портретах домочадцев, декорировании домов или модных в то время лекциях об искусстве. Город бурлил и создавал весьма комфортный для художников климат и удачный распорядок. Наиболее подробные свидетельства об этом оставил один из ведущих художников, оформлявших Владимирский собор, — Михаил Нестеров.

«Работы в соборе шли усиленным темпом. Вставали мы часов в семь, около восьми все были уже на лесах. В двенадцать шли завтракать, отдых до трех и снова работа до шести».

По дороге к собору художники успевали заглянуть в специально ради них открывавшуюся ни свет ни заря кофейню, прилюдно начать и забросить очередной важный спор, перекинуться парой слов с улыбчивыми цветочницами, которых знали уже по именам, и нехотя оставить скупой комментарий о работе зевающим, но волею редакции отправленным на раннюю охоту, журналистам. Обедали — если не были приглашены все вместе на какое-либо званое мероприятие — каждый у себя. Время дневного отдыха тратили чаще всего на прогулки по городу. Вечером же, практически полным составом, отправлялись к идеологу всего происходящего в соборе — Адриану Виктровичу Прахову, в доме у которого решались не только основные организационные моменты росписи собора, но и, частенько, судьбы кого-нибудь из гостей. Там разбивались сердца, переворачивались мировоззрения, задумывались величайшие художественные проекты и обсуждались всевозможные проблемы физики. Организатором и активным участником посиделок у Праховых была хозяйка дома, Эмилия Львовна, вышедшая замуж за Адриана Викторовича еще в 16 лет, родившая ему троих детей, объездившая и изучившая вместе с мужем несметное количество экзотических стран, где Прахов искал следы древних цивилизаций, а Эмилия Львовна — расположение аборигенов. По мотивам найденного один из супругов создавал потом свои художественные проекты, другая же, став знатоком человеческой психики, устраивала «удивительно душевные и неизменно провокационные посиделки, способствующие раскрытию всякого творческого потенциала и отмиранию всего банального и скучного». Впрочем, в оценке «вечеров у Праховых» мнения приглашенных разнились. Кто-то писал, что «дом Праховых в Киеве был эдаким оазисом. Модным салоном, куда имел доступ всякий интересный человек, которому есть что сказать и который сам при этом не прочь послушать остальных чудаков из мира искусства. Мило, весело и необычно было там всегда». А вот беллетрист Иероним Ясинский, например, в статье из «Биржевых ведомостей», высказывался более скептически: «Жил Прахов широко, семья у него была прелестная, артистическая. Но дом его, всегда битком набитый гостями, носил печать какой-то большой студенческой квартиры. В этом доме с утра до вечера ели, пили знакомые и малознакомые люди, начинающие художники, путешественники, иностранцы, приезжали сановники из Петербурга, и за огромным столом сидели рядом с мохнатыми блузниками православные архиереи и католические епископы и решительно всем без различия оказывался одинаковый прием».

А вот еще того менее хвалебные свидетельства Михаила Нестерова:

«Называя в начале своего повествования семью Прахова эксцентрической, я не показал до сих пор почти никаких признаков этой семейной особенности. Между тем такая слава за Праховыми была всеобщая и не облыжная.

Попробую показать те признаки или лучше факты, которые оправдали бы такую славу.