– Я просто сказала… – пробормотала я, покосившись в сторону отца в надежде на помощь. Тот только шевельнул бровями, мол, сама напросилась.
В последнее время каждый разговор с мамой превращался в ссору или лекцию, словно она считала, что без её нотаций я не в состоянии вести себя прилично.
Мама тем временем продолжила, её голос стал высоким и резким.
– Мне кажется весьма
– Да, мам. Я знаю. Я понимаю. Просто…, – но как объяснить ей слухи? Мы ведь делали это не
– Это расистский стереотип, Мэллори, и я надеюсь, что ты выступишь против него.
– Но, мам, она
Мама фыркнула, и я сразу поняла, что сказала что-то не то. Мама наполовину кореянка, и мечтой всей её жизни было стать профессором и активисткой американо-азиатской кафедры. Но когда папу пригласили профессором философии в Южный Университет Флориды, мама устроилась на работу в его приёмной. В этом университете не было отделения американо-азиатских исследований.
– Что ж,
Я хотела было сказать, что такая я и есть, но слова не шли с языка. Какая разница, ведь она уже составила обо мне своё мнение. Уже успела когда-то решить, что я
Сглотнув, я вышла из дома следом за ней и пересекла улицу. Не важно, что обо мне думает моя мама. У меня всё ещё будет хорошая история, чтобы рассказать в школе.
Я всё равно буду первой семиклассницей, встретившей Дженнифер Чан.
4
Мисс Чан добиралась целую вечность до входной двери. Мы с мамой стояли, окутанные жарой и назойливым гулом цикад, слушая доносящиеся из дома грохот посуды и суетливое «Иду! Секундочку!»
Когда мисс Чан наконец распахнула дверь, она, растрёпанная, с выбившимися из пучка волосами, прислонилась к косяку, переводя дыхание.
Либо она распаковывала вещи, либо убивала очередную жертву. Что происходило на самом деле, оставалось только гадать.
Мама растянула губы в широкой улыбке.
– Здравствуйте! С новосельем, добро пожаловать в наш район!
Я на всякий случай оглянулась на неё, просто чтобы убедиться, что маму не подменили, пока я не смотрела. Но нет, это был тот же самый человек, который всего десять минут назад осуждал мой макияж.
– О, привет, – сказала мисс Чан, убирая с лица растрёпанные чёрные волосы.
Она была моложе большинства мам, и всё в ней буквально кричало об
– Вы, должно быть, Ребекка Чан! Я – Лия Мосс, – представилась мама, протягивая пирог, – а это моя дочь, Мэллори. Она ровесница Дженнифер!
Несколько неловких секунд мисс Чан растерянно моргала, глядя на угощение, словно думала, что пирог и есть мамина двенадцатилетняя дочь. Потом она перевела взгляд на меня.
– О, точно.
Мама улыбнулась и наклонила голову. Я знала это выражение её лица – сплошь тепло и забота. Такой она становилась, когда говорила с людьми, которых хотела направить и утешить.
На меня она так больше не смотрела.
– Нибург может… вообще-то, все новые места поначалу могут показаться немного пугающими, – сказала мама, – Поэтому я подумала, что Дженнифер было бы неплохо познакомиться с кем-то её возраста. Приятно ведь увидеть дружелюбное лицо, согласны?
Я улыбнулась, стараясь придать своему лицу как можно более дружелюбный вид. Я уже жалела, что накрасилась. Проявляли ли дружелюбные лица свои скрытые эмоции при помощи подводки для глаз?
У мисс Чан эти слова вызвали явное облегчение.
– Конечно, да. Здравая мысль. Мэллори ходит в Гиббонс? Мы только что записали туда Дженнифер.
Я кивнула. Поблизости было две школы: Общественная школа Нибурга и Академия Гиббонса. Наша была поменьше, так что я старалась не слишком себя обнадёживать. Но вот оно. Захватывающая новость. Новый ученик.
Мисс Чан слегка улыбнулась, оглянулась через плечо и позвала:
– Жужелка! Кое-кто хочет с тобой познакомиться!
Я поёжилась: отчасти от неловкости при звуках этого приторного прозвища, но в основном потому, что во Флориде в нём не было ничего милого. В мае и сентябре к нам налетали жуки, кишели в воздухе и прилипали к ветровым стёклам, а затем снова исчезали.
Я бросила на маму вопросительный взгляд.
Мама поморщилась, мол,