Дженнифер и Ники

Дженнифер бросила взгляд в высокое, в полный рост, зеркало и убедилась, что не ошиблась в выборе стиля простого, элегантного, намекающего, надев зеленую шелковую шаль и черное бархатное колье.

— Господин Джон Гамильтон желает принять вас в трофейной комнате. Это сюда.

Она проводила Дженнифер по крутой лестнице, любуясь, как прирожденная танцовщица легко и плавно восходит по ступеням.

Дженнифер ожидала увидеть в трофейной комнате огромные металлические кубки и диски, обычные атрибуты успеха и физической силы, но трофейная комната Армитаж не походила ни на что виденное ранее.

Комната представляла собой музей в миниатюре. В больших и маленьких стеклянных ящиках с подсветкой хранились сувениры, собранные за многие годы неистового странствования по миру. Одни были серьезными, другие казались странными: Дженнифер с изумлением глядела на золотой парчи брюки с едва заметным пятном в промежности. Брюки были ярко освещены и снабжены объяснительной надписью, поясняющей их значение. Из нее явствовало, что в этих самых брюках Ники играла в теннис в тот день, когда ее тренер соблазнил ее.

Дженнифер подавила смех.

Джон Гамильтон прокашлялся:

— Я подумал, что, когда вы увидите эту комнату, то сможете лучше понять Ники и Алэна.

Дженнифер протянула ему руку, но передумала и поцеловала его в щеку:

— Спасибо, что согласились поговорить со мной, Джон. Я часто вспоминаю этот месяц, проведенный с вами на острове. Я соскучилась по всем вам.

— Ники и Алэн были очень расстроены особенно, кажется, Алэн когда вы вернулись в Нью-Йорк. Им не часто удается найти людей, с которыми можно играть в подобные игры.

— Играть?

— Они взрослые котята, но котята такого льва, как Пэр Митя.

— Вы его знаете?

— Да, я расскажу вам о нем.

Он шагнул к стойке в углу комнаты, она пододвинула высокий стул и попросила налить ей перрьер с ломтиком лимона. Она живо представила себе, как Ники с Алэном сидят за стойкой, обсуждая свой очередной «трофей».

— Как вы думаете, смогу я с ним встретиться? Если бы вы познакомили нас, я уверена, что смогла бы уговорить его на несколько фотографий.

Джон Гамильтон покачал головой и рассмеялся.

— Я знаю, вы очень настойчивы, Дженнифер, но вы просто не понимаете. Пэр Митя — один из величайших учителей нашего времени. У него достаточно причин, чтобы не желать появления собственных фотографий и фотографий своих последователей. Они не смогут делать то, что он хочет от них, если обретут известность. Народ не поймет их. Журналисты так много лгали на эту тему, что все окончательно запуталось.

— Вы говорите о сексуальном культе? Я не занимаюсь подобной чепухой. Но кто эти его последователи?

— Серьезные люди, Дженнифер. Мужчины и женщины, которые согласны с Пэром Митей в том, что существует много разных путей к просветлению, и то, что подходит для одного, не действует на другого. Они выбрали сексуальность.

— А эта ваша серебряная булавка? Что она означает?

Людей Пэра Мити можно встретить повсюду, по ней мы узнаем друг друга.

— Она напоминает крохотное колесико.

— Это просто круг «О», символизирующий женское влагалище.

Дженнифер отхлебнула свой перрьер, размышляя над тем, что сказал Гамильтон.

— Почему же Ники и Алэн не носят подобных булавок?

— Потому что они его плоть от плоти. Серебряную булавку получают те, кто решил вступить в общество Пэра Мити.

— А вы?

— Что я? Пэр Митя попросил меня быть их телохранителем.

— Их личным ангелом-хранителем?

Он усмехнулся. Ей нравилось смотреть, как в его глазах вспыхивал огонек, точно он смеялся над некой, ему одному известной шуткой, будучи слишком замкнутым, чтобы делить с ней веселье. Она наблюдала за тем, как он разливает золотистое пиво, и любовалась его изящными смуглыми кистями рук.

— Как мог бы фотограф, который желает быть допущенным к съемке Пэра Мити… как мог бы такой фотограф заслужить серебряную булавку?

— Я могу рассказать про серебряную булавку, но заслужить ее трудно, и даже если это вам удастся, нет гарантии, что вам будет дозволено то, что строго запрещено другим.

— Кто-нибудь из них удостаивался булавки?

— Вы твердо решили не отступать?

— Джон, тут дело не только в фотографиях. Речь идет об Алэне. Я хочу быть во всеоружии по этому поводу.

Она почувствовала, что отношение Джона к ней меняется.

— Но я не понимаю. Вы могли остаться на острове с ним…

— И с Ники.

— Ники? — он недоумевал. Вы хотите сказать, что они брат и сестра? Но он стерилизован, вы знаете об этом. Их связь не более, чем эротика, без биологических последствий.

— Это не то. Просто я не могу делить его. Я никогда не могла делить с кем-то мужчину.

— Вы пытались?

— Да, с моей сестрой-близняшкой. Мы с ней очень близки, но это не помогает.

Джон Гамильтон грустно покачал головой.

— Это совсем плохо. Никто и ничто не разлучало их с самого детства.

— Я думала, что если я буду фотографировать, если я буду все время рядом, то, может быть, тогда…

— Я понимаю, его голос стал теплее.

— Помогите мне, Джон, — она коснулась его руки.

— Я бы хотел. Вы очаровательны, Дженнифер. И очень упрямы. Право, не знаю, смогу ли я, хотя…

— Почему нет?