Джесс

Второй день путешествия составлял полную противоположность первому. Дорога была пустынна, и, за исключением коз и оленей, мелькавших там и здесь по склонам гор, они не встретили никого — ни буров, ни англичан, ни кафров. Только один раз, около двух часов пополудни, вскоре после небольшой остановки, однообразие их путешествия было нарушено незначительным приключением. Лошадь Буйвола нечаянно попала ногой в нору муравьеда и, споткнувшись, скинула всадника с седла. Хотя он тотчас вскочил на ноги, но сильно расшибся, ударившись лбом о пень когда-то свалившегося от старости дерева. Его волосатое лицо сплошь покрылось кровью. При виде этой картины второй бур так и покатился со смеху, ибо существуют люди, которым несчастья ближних кажутся донельзя смешными. Раненый же разразился грубой бранью и старался остановить кровь полой одежды.

— Погодите, — обратилась к нему Джесс, — вот там в лужице есть немного чистой воды. — И, сойдя с повозки, она подвела к ручью раненого бура, чьи глаза были залиты кровью. Тут она заставила его опуститься на колени и принялась обмывать рану, которая, к счастью, оказалась неглубокой, пока кровь не остановилась, после чего наложила на раненое место кусочек ваты, случайно взятой с собой в дорогу, и повязала голову собственным платком. Бур казался тронутым ее добротой.

— Боже мой! — воскликнул он. — У вас доброе сердце и нежные пальцы. Моя жена не могла бы сделать этого лучше. Как жаль, что вы англичанка!

Джесс не отвечала и молча уселась в фургон, который и покатил дальше, причем Буйвол с пестрым платком на голове и запекшейся кровью, которую он даже не потрудился смыть с бороды, еще менее, чем когда-либо, стал походить на человеческое существо.

Затем путешествие продолжалось уже без всяких приключений, и незадолго до заката солнца маленький отряд остановился для ночлега на перекрестке двух дорог, из которых одна, представлявшая собой едва заметную тропинку, ведущую к Стандертону, извилистой лентой терялась вдали.

Глава XXIII

Вброд через Вааль

Весь день стояла невыносимая жара и духота, и путники, защищаясь от палящих лучей солнца в тени, падавшей от фургона, еле могли переводить дыхание. Правда, около полудня повеял было легкий ветерок, но к вечеру он стих, и в воздухе начинало сильно парить. Оба бура, разметавшись поблизости на траве, по-видимому, крепко спали. Что касается лошадей, то они до такой степени утомились и изнемогли, что были просто не в состоянии есть и лениво бродили стреноженные по полю, пощипывая иногда травку то здесь, то там. Единственным кто не обращал никакого внимания на зной, был зулус Мути, сидевший возле лошадей на самом солнцепеке и напевавший какую-то песенку собственного сочинения, ибо зулусы так же музыкальны, как и итальянцы.

— Съешьте еще одно яичко, Джесс, — уговаривал девушку Джон.

— Нет, благодарю, и последнее-то еще стоит у меня в горле. Просто нет возможности есть в такую жару.

— А все же я бы советовал вам сделать по-моему. Кто знает, где и когда будет следующая остановка. Я решительно ничего не мог выведать у наших прелестных проводников. Или они сами не знают, или же не хотят сказать.

— Нет, Джон. Кажется, будет гроза, я чувствую ее приближение, а я никогда не могу есть перед грозой или когда устала, — прибавила она в раздумье.

Разговор на некоторое время умолк.

— Джон, — обратилась к нему Джесс, — как вы полагаете, где мы остановимся для ночлега? Если мы пойдем прямо, то уже через час будем в Стандертоне.

— Едва ли они направят путь к Стандертону, — отвечал он, — я думаю, мы перейдем реку Вааль вброд где-нибудь в ином месте.

Как раз в эту минуту проснулись оба бура и принялись горячо о чем-то спорить между собой.

Между тем величественное светило, совершив свой дневной путь, медленно спускалось к горизонту в виде огромного огненного шара, постепенно окрашивая в багровый цвет небо и весь необъятный велд. На расстоянии приблизительно ста ярдов от того места, где остановились путники, узкая тропинка, ведущая в сторону от большой дороги, пересекала одну из таких возвышенностей, которые наподобие застывших длинных волн рядами тянулись по всему беспредельному пространству велда. Джон некоторое время любовался закатом, как вдруг его внимание было привлечено каким-то странным предметом.

Взглянув еще раз в том же направлении, он заметил стоявшую на возвышении неподвижную фигуру всадника, ярко освещенную последними лучами догоравшего солнца. Это был Фрэнк Мюллер. Джон его тотчас узнал. Лошадь Мюллера стояла немного боком, так что на сравнительно большом расстоянии уже можно было различить черты лица ее владельца. Ружье же, лежавшее у него на коленях, до такой степени ясно выделялось на кроваво-красном фоне неба, что его легко было рассмотреть до мельчайших подробностей. И он, и лошадь казались объятыми пламенем. Эффект был до того поразителен, что Джон не мог удержаться, чтобы не обратить на него внимание своей спутницы. Она взглянула и невольно вздрогнула.