Джевдет-бей и сыновья

На улице дул холодный ветерок с Мраморного моря. Эта легкая зимняя прохлада, предвещавшая лодос, была Рефику хорошо знакома. В Нишанташи пахло водорослями и морем. Этот запах пропитал все: липы, магазинчики, грязные многоквартирные здания, старые особняки, прохожих. Рефик вышел на проспекту полицейского участка. Вечерело. Импортеры, подрядчики, цепляющиеся за жизнь паши времен Абдул-Хамида, мальчики из лавок, садовники, поденщицы, банкиры, чиновники, пассажиры трамвая — все расходились по домам. И никто как будто не обращал внимания на тревожный морской запах, словно думали, что в их заурядной будничной жизни есть вещи поважнее, чем какие-то там запахи. Рефик остановился на углу. «Приду сейчас домой, поужинаю… Потом буду читать. Почему моя жизнь обязательно должна идти под откос?» В доме светились окна. На улице пахло водорослями, а дома ждали запах еды, запахи тела Перихан и младенческого пота. Разведенная женщина все не шла из головы. Он сам себя боялся. «Чувствую себя безликим предметом без прошлого и будущего, цветочным горшком или дверным молотком!» Он сбрил бороду потому что среди таких людей, как он, бороду носить не принято; но всегда можно найти маленький компромисс: усы-то он оставил. Рефик перешел на другую сторону улицы, открыл садовую калитку, звякнувшую колокольчиком; вошел в дом, теплый и наполненный жизнью, поднялся наверх. Перихан сидела у детской кроватки при полном параде: в красивом голубом платье и с макияжем.

— Это я в честь твоего возвращения к работе надела это платье и накрасилась!

— Молодец!

К ужину они спустились вместе. Осман был в разговорчивом настроении — радовался, что брат наконец-то вышел на работу. У Ниган-ханым настроение тоже было замечательное. Принимала участие в беседе и Нермин, — должно быть, размолвка между ней и Османом закончилась. Ссорясь, они прекращали разговаривать друг с другом, однако в присутствии родственников могли в случае необходимости перекинуться парой слов. Ниган-ханым рассказала одну историю о Джевдет-бее. Внуки немножко покапризничали, но сильно ругать их не стали.

После ужина Рефик помог маленькому Джемилю справиться с домашним заданием по математике, потом пошел в кабинет. Он думал снова взяться за дневник, но писать не хотелось. Немного почитал, не особенно вдумываясь в то, что читает. Потом закурил и стал расхаживать по кабинету. Докурив сигарету, снова спустился в гостиную, взял газету и стал читать, время от времени прислушиваясь к включенному радио и разговору между женой и матерью. Они говорили, что начинается лодос — да это было понятно и по шуму ветра, доносящемуся с улицы. Рефик решил читать повнимательнее и вдруг подумал: «Перихан на меня смотрит!» Как он мог это почувствовать, не отрываясь от газеты, было непонятно, и все-таки он знал, что Перихан, разговаривающая то с Ниган-ханым, то еще с кем-нибудь, время от времени краем глаза поглядывает на сидящего в кресле мужа, словно проверяя, на месте ли он еще. Он понимал, что Перихан радуется, что муж в последнее время как будто пришел в себя, повеселел, сбрил бороду и снова начал ходить в контору. Но в этом ее взгляде чувствовалась не столько радость, сколько беспокойство. Рефик вдруг сложил газету и поймал взгляд жены. Она и самом деле на него смотрела. Перихан попыталась улыбнуться. Рефик снова раскрыл газету, но уже не мог сосредоточиться. В ушах жужжали голоса матери и Нермин:

— Ветер усиливается.

— Да, лодос начинается.

Слушая эти разговоры, Рефик несколько раз прочитал статью про положение в Европе. «Покорится ли Австрия Германии?» — спрашивал автор статьи. Ветер на улице все усиливался. «Этак я сойду с ума!» — подумал Рефик, взял газеты и вышел из гостиной. Поднимаясь по лестнице, он говорил себе: «Не выходит, не выходит жить, как раньше. Что мне делать? Ничего я не могу поделать, и это отвратительно!»

Он вошел в спальню. На тумбочке горел ночник, Мелек спала в своей кроватке. Десять дней назад, когда все убедились, что Рефик выздоровел, кроватку вернули сюда из комнаты Айше. Рефик присел на край кровати и стал смотреть на спящую девочку: она ворочалась во сне, как будто что-то бормотала, морщила личико. Потом успокоилась. Рефик начал читать газеты. Через некоторое время на лестнице послышались шаги. Рефик узнал эти шаги, мягкие, но решительные: по лестнице в тапочках поднималась Перихан. Рефику так хотелось, чтобы побыстрее кончился этот день — день возвращения в контору и встречи с разведенной женщиной, от мыслей о которой никак не удавалось отделаться, день, проведенный в тяжелых размышлениях о собственной жизни; но, услышав шаги жены, он понял, что пока до конца еще далеко.