Джевдет-бей и сыновья

Посредине комнаты стоял накрытый стол. За ним сидело три человека, среди них и Омер. Увидев Рефика, он указал на сидящих по обе стороны от него молодых людей и сказал с набитым ртом:

— Ну, вот он и пришел! Это мои коллеги Энвер и Салих, а это ваш старший товарищ-инженер, мой однокурсник.

Все заулыбались. Рефик познакомился с молодыми инженерами, которых накануне не видел, потому что рано лег спать. Салих был высоким и смуглым, Энвер — пониже ростом и полный. На столе было масло, варенье и сливки. На печке стоял чайник. Рефик налил себе чаю и сел за стол. Салих сказал, что помнит Рефика в лицо со студенческих времен. Польщенный Рефик спросил, не в том ли году они поступили в училище, когда Мюнип-бей ушел на пенсию. Потом вспомнили и других преподавателей. Железнодорожному строительству, как выяснилось, их обучал один и тот же человек. Омер стал уверять, что здесь Рефик сможет узнать кое-что новое в этой области, но тот возразил, что приехал сюда ненадолго, да и в любом случае уже успел забыть все, что знал о железнодорожном строительстве. Когда он встал, чтобы налить себе еще чая, толстяк Энвер сказал:

— А я, признаться, думал, что вы сюда работать приехали.

— О, нет! Я теперь не инженер, занимаюсь торговлей. А сюда приехал на месяц, в отпуск, так сказать. — Он немного помолчал и прибавил: — Сбежал из города, чтобы отдохнуть!

— Обычно за этим ездят в Европу, — строго заметил Энвер. Затем, должно быть, пожалел, что так сказал, и встал из-за стола. За ним ушел и Салих.

— Они, оказывается, думали, что ты будешь здесь работать, — улыбнулся Омер. — Я с ними заключил очень выгодное для них соглашение — работают не за оклад, а за долю в прибыли. Решили, что ты тоже вступишь в долю, и испугались. — Он усмехнулся, но как-то невесело. — Ну, как они тебе?

Рефику вдруг вспомнился Мухиттин. Не дожидаясь ответа, Омер продолжил:

— Славные ребята, очень способные. На своем курсе были лучшими. Оба нуждаются в деньгах. — И он улыбнулся с видом не забывающего о своей выгоде покровителя молодых талантов. Таким Рефик никогда еще его не видел.

— Да, похоже, славные ребята! — сказал Рефик, чтобы не молчать, и снова встал за чаем. — Тебе налить?

— Чаю-то? — Омер потянулся и зевнул. — Да, выпью, пожалуй, еще чашечку.

Рефик поставил чашки на стол.

— Как весело сегодня светит солнце!

— Да… В Стамбуле ты в феврале такого не увидишь!

Они сидели и смотрели в окно. Солнечный свет заливал край стола. Рефик снова потянулся к сливкам.

— Хорошие сливки, а? — спросил Омер. Потом пригляделся к Рефику и удивленно прибавил: — Ты, я смотрю, побрился? Герр Рудольф будет сердиться. Я тебе не говорил, что мы сегодня вечером пойдем к нему в гости? Он тебе обрадуется. По-турецки говорит замечательно — живет у нас уже шестнадцать лет. Работал еще на железной дороге из Самсуна в Сивас. Он сердится, если кто-то бреется просто так. Не любит дисциплину.

За спиной Рефика открылась дверь, и в комнату вошел Хаджи. Рефик уже успел накануне познакомиться с этим спокойным, неторопливым пожилым человеком. Ни сказав ни слова, он прошел через комнату и вышел на улицу. Рефик увидел в окно, как Хаджи медленно ступает по снегу, и ему самому захотелось поскорее оказаться на свежем воздухе. Он уже было поднялся с места, но Омер сказал.

— Давай еще немного посидим, выкурим по сигаретке. Потом вместе сходим в туннель. Я останусь там, а ты возвращайся. Погуляешь вокруг, осмотришь окрестности.

Пока они молча курили, Рефик глядел в окно, на манящие горы и синее небо.

На улице его ослепил блеск сияющего на солнце снега. Рефик никогда не видел такого света — резкого и в то же время спокойного. Не в силах поднять глаза, он пытался привыкнуть к этому странному сиянию, насквозь пронизывающему все его существо. Было морозно, но холод не пробирал безжалостно до костей — только бодрил и напоминал о том, что нужно быть энергичным и решительным.

Вокруг стояла тишина. По дороге к туннелю Рефик не слышал ни звука, кроме поскрипывания снега под ногами. Дорога шла немного вверх. Глаза постепенно привыкли к солнечному сиянию, и он смог наконец посмотреть на небо — безупречно чистое, широкое и яркое, глубокое и безмятежное. «Может быть, ради этого я сюда и приехал, — думал Рефик. — Этот свет, это небо словно бы побуждают вновь соединиться осколки моей разбитой души. Какое спокойствие!» Он смотрел на небольшой холм впереди, на далекую реку, на тянущиеся цепочкой по левую руку и остающиеся позади бараки и слушал Омера, время от времени начинавшего рассказывать что-нибудь об этих местах. Вырывающийся изо рта Омера пар долго не рассеивался и колыхался облачком у его носа. В больших бараках внизу жили рабочие. Омер рассказал, что они работают в две смены по двенадцать часов, поэтому на двух рабочих приходится по одной кровати. Рефик слушал его, смотрел на извивающуюся вдалеке ленту реки, на скалы, становящиеся все отвеснее по мере приближения к туннелю, на покрытые снегом ровные места и чувствовал, как растет в нем жажда деятельности.