Джевдет-бей и сыновья

«Да, я не буду таким, как они! — думал Омер. — Но и таким, как этот повар или обитатели тех бараков, тоже не стану, конечно же. — Он двинулся назад к столу. — Господа и рабы… Этот Керим-бей! Почему я его ненавижу? Рудольф говорит: потому, что он все под себя подмял. Так ли это? Если так, то я не смогу ничего противопоставить ему, государству и установленным государством отвратительным порядкам. Но мне хочется что-то сделать в жизни, что-то серьезное! Я тоже хочу быть господином. Но значительно более… более разумным, чем Керим-бей. И единственным. — Он снова посмотрел в сторону рабочих бараков. — Мной они не восхищаются… Но просить работу приходят. Что мне делать? Заработаю еще больше денег, попытаюсь избавиться от этих пустых размышлений. Размышления о нравственности! Что в них проку? Сейчас вернусь за стол и не буду думать ни о чем, кроме своих личных дел. Если все смотрят только на него, что я могу поделать? Не буду думать об этом, вот и все!»

Омер сел за стол. В гостиную вошел повар с блюдом пахлавы. Все повернули головы и стали смотреть на блюдо.

Глава 35

ВСЕ ТЕ ЖЕ СКУЧНЫЕ СПОРЫ

После того как гости справились с пахлавой и фруктами, Керим-бей заметил, что на улице похолодало, и пригласил гостей пройти в дом. Пока пили кофе, хозяин рассказывал истории развешенных по стенам фотографий, ружья и портупеи, подаренной некогда его деду Ахметом Мухтар-пашой. Потом он несколько раз рассеянно зевнул, и гости поняли, что пора расходиться.

Керим-бей встал у двери и прощался с каждым отдельно. К нему присоединился и Ихсан-бей. Увидев Омера, он снова покивал головой, словно говорил про себя: «Да, ловко обделал дельце!» — или, по крайней мере, Омеру так показалось. Керим-бей же, увидев Омера, привычно улыбнулся, как улыбался всякому, а вот при виде герра Рудольфа сделал особенно радостное лицо, точно ребенок, которому предложили новую, не пробованную ранее конфету Сказав им все то же, что говорил другим, он вдруг спросил у Омера:

— Так когда ваша свадьба?

— После сентября, — ответил Омер, разглядывая вблизи лицо Керим-бея: низкий лоб, густые брови, большие, близко посаженные глаза.

— А успеете ли вы до сентября завершить мост и туннель? — поинтересовался Керим-бей, слегка опустив веки. Дрожание его ресниц говорило Омеру: «Что бы ты ни сказал, мне все равно. Какое значение могут иметь твои слова в моем мире?»

— Успеем, если будет угодно Аллаху!

— Если будет угодно… — повторил Керим-бей, торопливо пожал руку Рефику и обернулся к подошедшему следом пожилому подрядчику.

Выйдя на улицу, Омер, Рефик и герр Рудольф долгое время шли молча. Потом Рефик с наслаждением потянулся и зевнул.

— Уф, ну и славный был вечерок! Хорошо провели время, а?

— Хорошо мы провели время, герр Рудольф? — спросил Омер.

— Я бы не сказал… Вот наесться — наелся, — проговорил немец и как-то странно, нервно усмехнулся.

— Чтоб им всем пусто было, сволочам! — заорал Омер так, словно хотел, чтобы его услышали в доме Керим-бея. — Я пьян как свинья! — прибавил он и подумал, не слишком ли фальшиво звучат его грубые слова. — Когда я вижу этих типов, меня так и тянет на грубость!

— А я-то думал, что вы все-таки худо-бедно развлеклись, — сказал Рефик.

— Да что там веселого-то было, что? Скоты! — снова заорал Омер и опять спросил себя, деланная его грубость или нет.

— Вкусная еда, новые лица… — сказал Рефик и помолчал, словно пытаясь найти наиболее емкое определение. — Одним словом, смена обстановки.

— Ах, смена обстановки! Наша жизнь, наша работа, в которую мы душу вкладываем, это, оказывается, «обстановка»! Что скажешь на это, герр Рудольф?

Но немец только махнул рукой, показывая, что не расположен снова спорить и злиться.

— Смена обстановки, видите ли! Ты сюда, должно быть, ради этого и приехал, как ходят в зоопарк, что посмотреть на зверушек и развеяться! — Он вдруг замолчал, поглядел на Рефика и взят его за локоть. — Да, дружище, здесь зоопарк, и я один из экспонатов.

Некоторое время шли молча. Омер держался за локоть Рефика и раздумывал, пьян он или нет. Решив, что все-таки не пьян, а просто разгорячен, взволнован и получает удовольствие, изображая пьяного, от локтя отцепился. Перескочил через еле видную в темноте кочку и вдруг начал напевать:

Я зеленый огонек,

В темноте я одинок.То зажгусь я, то погасну,Поиграй со мной, дружок!

Откуда взялась в голове эта песенка? Да, точно — ее пела бабушка, а он, семилетний мальчуган, слушал и скучал. «Мило, но глупо!» — сказал себе Омер и стал вспоминать бабушку, отца, тетю… Потом вдруг проговорил вслух:

— Я веду себя так, будто у меня есть право думать и говорить всякую ерунду! Изображаю из себя пьяного, а сам трезв как стеклышко!

Долгое время никто ничего не говорил. Слышно было только, как лают вдалеке собаки, стрекочут сверчки и шумит вода в реке. Завидев свой дом, герр Рудольф сказал: