Джевдет-бей и сыновья

— Почему? — Рефик непонимающе посмотрел на Мухиттина.

«Да, ему я не смогу это объяснить, — подумал Мухиттин. — Он женился осознанно, охотно. Как ему объяснишь, этому счастливому мужу у которого мозги с каждым днем все больше заплывают жиром?» — и он краем глаза посмотрел на Перихан.

— Нет, ты скажи!

Они пили чай рядом с пристанью в Бешикташе. Было первое воскресенье 1937 года. Погода стояла солнечная, и хозяин кафе поставил на улице несколько столиков. За соседним сидел лысый, как бильярдный шар, человек и читал газету. В кафе было еще несколько прилично одетых семейных компаний.

— Не знаю, — сказал Мухиттин. — Так, пришло в голову ни с того ни с сего.

— Нет-нет, ты хотел что-то сказать.

Они сидели, смотрели на море и разговаривали. Это воскресенье было из тех, когда хочется смотреть на море, болтать, разглядывать проходящих мимо людей и грызть семечки. Светило яркое солнце, и небо было нежно-голубым.

— Ну, не знаю… Брак вообще всегда казался мне странной штукой.

Рефик погрустнел — видимо, испугался, что беседа приобретает неприятный оборот. Он очень не любил, когда подобные разговоры затевались в присутствии жены. Перихан тем временем смотрела на приплывшие из Ускюдара лодки и высаживающихся из них пассажиров.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, но не кажется ли тебе, что ты немного преувеличиваешь?

— Может быть… Но если вспомнить наши студенческие годы…

— Да?

— Тогда мне казалось, что мы никогда не женимся.

— Серьезно?

«Нет, ему этого не понять! — думал Мухиттин, глядя на покачивающуюся у пристани опустевшую лодку. — К тому же по нему-то как раз всегда было видно, что он женится и сгинет в семейном уюте. Почему я об этом не подумал?» Ему вдруг захотелось немного подпортить Рефику настроение. Он понимал, что это нехорошо и ненужно, но сдержаться не смог.

— Да ты-то, собственно, не был похож на нас с Оме-ром. Ты желал спокойной семейной жизни. Теперь я думаю, что наша с тобой дружба была просто… — Мухиттин замолчал, внезапно устыдившись того, что хотел сказать, и быстро прибавил: — Впрочем, неважно.

— Тебе, кстати, тоже следовало бы жениться, — сказал Рефик. — А то ты какой-то неприкаянный.

— Нет уж, спасибо.

— Как твой сборник?

— Уже печатается.

— А может, этот тип снова водит тебя за нос?

— Да нет же!

Они снова замолчали и стали смотреть на море и на пристань. Пассажиры, выходящие из лодок, осторожно ступали на берег, потом, не торопясь, аккуратно делали первые шаги по твердой земле. Весело светило зимнее солнце. Никто никуда не торопился. Казалось, что все в природе, подобно людям, наслаждается жизнью, избегая крайностей и не очень задумываясь о том, какая это ценная штука — жизнь, и тихо-тихо плывет по течению времени к смерти. «Омер прав, нужно что-то делать», — подумал Мухиттин, но потом решил, что в неистовой жажде жизни, обуревающей друга, есть нечто дурное. Его снова охватили сомнения. «Не знаю, не знаю… Я хочу только одного: стать хорошим поэтом. И очень плохо, что я сейчас рассиживаю здесь, вместо того чтобы работать дома». Утром он начал писать стихотворение. Опять злился, видя, что слова никак не хотят выражать его ярость, писал, зачеркивал, снова писал и снова зачеркивал. Когда от зачеркиваний бумага начала уже рваться, он, провожаемый встревоженным взглядом мамы, выскочил на улицу и позвонил Рефику. «А мы с Перихан как раз собирались отправиться на прогулку!» — обрадовался Рефик. Мухиттину эти слова — «отправиться на прогулку» — не понравились: слишком уж от них веяло раз и навсегда заведенным семейным распорядком. Рефик и Перихан пешком дошли до Бешикташа и встретились с Мухиттином на пристани. «Я должен был сидеть дома и писать стихи!» — подумал Мухиттин и снова разозлился на самого себя.

Перихан зевнула, в последний момент прикрыв рот ладонью. Рефик улыбнулся ей. Потом все снова стали смотреть на море.

— Как встречали Новый год? — спросил Мухиттин.

— У себя дома, в семейном кругу, — ответил Рефик.

— А что делали?

— Сидели за столом, ели, играли в лото, — Рефик с улыбкой посмотрел на жену, — Перихан выиграла зеркальце! Мама специально для лото купила призы. Она очень любит отмечать Новый год. Отец веселился, шутил. Это зеркальце сейчас с тобой?

— Конечно! — весело сказала Перихан и раскрыла свою сумочку.

«Интересно, что лежит у нее в сумочке? — подумал Мухиттин. — Расческа, кошелек, платок, может быть, ключи…» Ему, с одной стороны, было любопытно, а с другой — хотелось посмеяться над этими глупыми вещицами.

— Какое милое, правда? — улыбнулась Перихан, протягивая Мухиттину зеркальце.

«Нет, мне таким невинным дурачком, как эти двое, не стать. Я уж скорее предамся порокам. И зачем я сюда пришел?»

Мухиттин взял зеркальце. Оправа у него была серебряная, на обратной стороне посредине была выгравирована бегущая газель. Перевернув зеркальце, он взглянул на свое отражение. «Я некрасив. Ну и хорошо, что так! Иначе я легко привык бы довольствоваться тем, что само плывет в руки. И даже поэтом не стал бы».

— О чем ты думаешь? — спросил Рефик.

— Что?

— Совсем замечтался. О чем думаешь, спрашиваю?

— О себе.