Уже на стадии сборки зрительских трибун начались проблемы. Так как обычно для этой работы использовалась одна и та же бригада и сборщики могли сложить брусы в правильном порядке, даже не открывая глаз, то странное поведение изученной до последней занозы конструкции было воспринято ими как личное оскорбление. Доски падали, ломались в самый неподходящий момент, терялись, крошились, выплевывали из себя гвозди. В итоге бригада все же сколотила все, что надо, установила ворота, облегченно выматерилась и была вознаграждена редким по красоте зрелищем: трибуны эффектно рушились без видимого внешнего воздействия, как карточные домики.
Плюнув, рабочие удалились, возбужденно галдя.
Джинн удовлетворенно улыбнулся и, вильнув туманным хвостом, умёлся куда-то в сторону моря.
Прежде чем вновь присоединиться к нашему сборищу мнимых и истинных наследников, я посадил поломанную капсулу на крышу и сам сел рядышком, на парапет.
Сверху было видно, что цыганский табор спешно покидает замок, собирая пожитки на самодельные возки. Учитывая тот факт, что после проживания в графских хоромах количество скарба выросло минимум в десять раз, им приходилось тщательно утрамбовывать груз. Но вот последний тюк пристроен в углу, и вереница босоногих «родственников» графа чинно двинулась к порту.
Как крысы, что бегут с тонущего корабля.
А уж в том, что наш корабль тонет, можно не сомневаться.
Несмотря на то, что в животе было пусто, есть не хотелось. Даже вопли Третьего не трогали. Меня скрутил острый приступ фатализма – чисто профессиональное заболевание, свойственное многим полевым работникам.
Ладони чесались, мышцы ныли. Хотелось кинуть кости или разложить карточную колоду Лысого Кона – что выпадет? Не соблаговолит ли судьба поделиться своими потрясающе затейливыми планами? Выписано ли оно уже, наше ближайшее будущее? В голову упрямо лезли варианты новой реальности применительно ко мне лично: туда пойдешь – ничего не найдешь, сюда пойдешь – найдешь приключения на свою голову, вокруг обойдешь – горько пожалеешь, никуда не пойдешь – еще хуже будет…
Именно в таких случаях незаменимы друзья. Особенно ценен сильный друг, способный оторвать сопротивляющуюся тушку от места, где она страдает, и транспортировать к месту, где она страдать перестанет. Потому что, как выяснилось, качественный удар по рогам выбивает из головы все лишнее.
– Ты что! Больно же!
– Прости, не рассчитал,– покаянно согласился Третий, подхватывая меня под мышки.
По возвращении в замок нас ожидала рассерженная до кончика хвоста Вторая. По комнате парили ободранные страусиные перья. На диване восседали два морока-дубликата, выглядящие так, словно их долго били грязными сапогами, а потом утопили в ближайшем болоте.
– Что случилось? – коротко спросил я.– Постарайся без излишних подробностей, ибо мы и так переполнены новыми впечатлениями до критической отметки. Даже куратор до того перевозбудился, что у него в голове закоротило микросхему, в связи с чем нами теперь временно управляет особь со скрипучим голосом и полным отсутствием чувства юмора. Начни с главного: что с дубликатами?
– Это не главное! – огрызнулась чертовка.
– Не скажи! – тут же возразил толстяк, с возмущением пропихивая кулак в огромную прореху на кафтане своей копии и извлекая оттуда дамскую подвязку, отломанную сабельную рукоятку с гравировкой «Квыч» и горсть птичьего помета.– Кто посмел меня… То есть не меня, конечно, а его… но ведь для всех он… это и есть я!
– Вот это речь! – похвалил я напарника, накладывая на затылок своего дубликата ладонь и нащупывая рычаг памяти.– Что с тобой сотворили, малыш? Расскажи папочке, не стесняйся!
– Он-то не постесняется! – зло хохотнула Вторая.– Ни он, ни сосед! Лишь бы у блудных папаш уши не завяли!
– А что такое? – забеспокоился Третий.– Мы… то есть они плохо себя вели?
– Не то слово!
– Позволь! – возмутился я.– Дубликаты были настроены на поддержание невинной беседы! Мой – о погоде, Третьего– о фруктах! Никакого риска!
– Они и беседовали! – согласилась чертовка.– Практически рты не закрывали. Но только что они попутно творили, беседуя об этой самой погоде! О фруктах я вообще молчу, это нельзя повторять при лицах, не достигших пятидесятилетия!
– «Не хотите ли угоститься этим чудесным экзотическим лакомством»? – с некоторой натугой припомнил я.– И что тут неприличного?
– Ну как тебе сказать… Часть слов он позабыл и потому ограничивался коротким «не хотите ли», похабно виляя бедрами, облизывая фрукт и подмигивая. Программу для тел ты ведь не задал!
Мой дубликат к этому моменту как раз нагрелся до нужной температуры и начал выдавать наиболее яркие воспоминания, все более распаляясь. Прослушав фрагмент диалога «себя» с Квычом, закончившегося гнусной потасовкой, я виновато ойкнул. А после озвучивания «своей» беседы с прекрасной Анной у нее в комнате покраснел и поспешил зажать дубликату рот. Подозреваю, с этого дня слова «тучки», «грозовой фронт» и «дождик» будут вызывать у меня не совсем здоровые ассоциации. Увы.