Джинн из подземки

– А если… – от радости Квайл вновь обрел способность говорить, но замялся, не зная, как бы дипломатичнее намекнуть на возможного клиента.– Ты будешь… э… не одна?

– Я новенькая,– беспечно махнула рукой девушка.– Постоянной клиентурой еще не обзавелась. Да и не думаю, что найдется много охотников. Ты же видел, какая я.

Честно говоря, нет. До сих пор Квайл так и не догадался, с кем воркует на ступеньках. И даже больше того: вообще, ему было все равно, так как могучие колени явно принадлежали не худышке. Но неожиданный страх вдруг кольнул догадкой: а вдруг у мадам работает еще и уродка? Ребята в Университете говорили, что есть любители и на таких экзоток, причем чем страшнее, тем желанней.

По счастью, девушка разрешила его сомнения, запалив свечу. Достав из рукава золоченый футлярчик, она задрала ногу на ступеньку, подтянула чулок и принялась поправлять краску на губах, дав возможность Квайлу рассмотреть себя.

Смотреть было на что. Мадам Брунхиль извращенцев не приветствовала и уродок в своем заведении не держала. Девушка была красоткой, хотя и не без особенностей. «Ты же видел, какая я» относилось к росту и статности: даже стоя на ступеньку выше, Квайл едва дотягивал до ее носа.

Разглядывая живое воплощение своей мечты – яркие лучистые глаза, крупные губы, решительно вздернутый нос, внушительную грудь, широкие круглые плечи и копну черных волос,– Квайл не верил своим глазам. Щедрая красота девушки поразила студента в самое сердце. Ее словно ваяли по эскизам его тайных грез, добавив в качестве бонуса пяток-другой дополнительных, но весьма привлекательных фунтов и дюймов.

Это была не та рядовая она , в которую быстро влюбляешься и так же быстро забываешь. Это была та самая ОНА, которую видишь во сне, ждешь всю жизнь и моментально узнаешь при личной встрече.

Единственная и неповторимая ОНА.

ОНА навеки.

Судьба.

Глаза студента устремились куда-то вперед, в неведомое будущее. Он воочию представил себе тихий домик с личной лабораторией, пару очаровательных ребятишек (один рыжеволосый, второй с шевелюрой цвета воронова крыла, чтобы никому не обидно было) и свою супругу – прелестную жену и примерную невестку. Сама собой всплыла сценка знакомства с родителями.

«Папа. Мама. Знакомьтесь, это моя невеста. Мы встретились в э-э-э… одном доме. Она работала там… э-э-э… гм…»

Прервав мечтания на этом скользком диалоге, Квайл поднял голову и уточнил:

– Скажи-ка, милая, ты ведь, кажется, служишь у мадам… кухаркой?

Девушка просекла ситуацию мгновенно. Воспитанницы мадам Брунхиль вообще отличались сообразительностью. Как-то раз одна из них, пятидесяти лет от роду, по желанию гостя изображала юную школьницу и, повязав на косы банты, тяжело прыгала через веревочку, невозмутимо сияя морщинистым личиком. Надо так надо. Сказал клиент «кухарка» – значит кухарка.

– Да, я работаю на кухне,– скромно опустив глаза долу, согласилась красавица.

Чмокнув воспитанницу мадам Брунхиль в плечо (выше не дотянулся), ученик алхимика узнал, что ее зовут Найса-Мария, пообещал завтра же прийти к ней на свидание и легкой походкой уверенного в себе человека рванул вверх по лестнице обратно в комнату «малышки Норы».

В груди клокотало счастье и абсолютная убежденность в том, что сейчас ему все подвластно. Догадайся Аарус в этот момент дать ученику в руки планкит и увеличительную трубу– тайна умного металла была бы разгадана. Влегкую. Одной левой. Но алхимик просто проворчал по поводу «то приходящих, то уходящих, что мечутся ровно кусок сам знаешь чего у причала» и зарылся в свои бумаги.

Высыпав на стол горстку отбракованных после покраски аквамаринов, Квайл испросил разрешения позаимствовать один и сел изготавливать подарок Найсе-Марии.

Из частной коллекции начальника карантинной камеры

Восстановленные файлы памяти утилизированных «глаз», работавших в графском замке

«Если тебе плохо – не гневайся напрасно на судьбу, ибо всегда может стать еще хуже» – не помню, кто сказал, но готов подписаться.

До официального открытия хранилища оставалось немного, наследники по понятным причинам отсиживались в запертых комнатах, дело не двигалось с места, а я остался практически без помощников. Вторая на правах служанки пропадала в кухне или людской (пусть меня не убеждают теперь, что «народ» постоянно обременен, а аристократия отдыхает), а Третий…