Я замерла. Замерла еще в тот момент, когда он схватил меня грубо за руку и дернул к себе. На секунду потемнело перед глазами. Идиотка. Безмозглая идиотка. К кому я пришла? Я же вообще его не знаю. Не знаю, что у него на уме. Он может сделать со мной что угодно здесь, и меня никто не найдет… И в то же время я была почти в шоковом состоянии… Как будто это не он. Вообще не он. Но дыхание его, руки его… голос его. А интонации иные. Злые. Страшные. И словами бьет жестоко. Режет ими вживую. Зная, что именно причинит боль. Он прощупал это место и безошибочно проворачивает в нем лезвие.
Его ладони скользят по моему животу, а у меня внутри протест и какой-то странный всплеск адреналина. Электричество по коже. Тихими едва слышными потрескиваниями возбуждения, волнами ужасающего удовольствия от прикосновений его пальцев… отчего становится страшно. Никогда так не было ни с кем, кроме… Я, кажется, с ума схожу от всего этого. У меня отказывает разум.
Резкий рывок, разворачиваясь лицом к нему:
— Живые? Нет ничего живого с тобой. Ты мне отвратителен. С первого взгляда не нравишься. Лучше черные точки на мониторе, чем такой придурок, как ты. Что? Добровольно никто не дает?
Выдернула руку и со всей силы ударила его по лицу:
— Ты — офисный лох, Гордеев. Тебе никогда не дорасти до меня и уж точно не дорасти до моей постели. Руки убрал и открыл дверь.
Расхохотался, прижимая ладонь к щеке. Дааа, я запомню эти ощущения, чтобы передать их ему. Краткой вспышкой воспоминаний. Покажу ему кадр со звуком и буду наслаждаться, глядя, как разбивает он кулаки о стены. Моя маленькая Принцесса выбирает дракона, а не принца, как бы изящно он ни шаркал перед ней ножкой.
Не знаю, как сдержался, чтобы не впиться в губы поцелуем. Такая красивая, даже когда злится. Хаотично вздымающаяся грудь в вырезе кофты, лихорадочный блеск в глазах и упрямо поджатые губы, капельки пота на лбу, которые слизать до трясучки хочется. Признаться хочется, мать вашу. Тряхнуть за плечи и признаться, что это я — те самые черные точки, которые лучше. А потом схватить ее в охапку и не отпускать. К чертям Белозерова — убью урода втихаря и без шумихи. Сделаем новые паспорта и уедем с ней. Куда угодно. Или останемся здесь на хрен. В этой квартире. Не отпущу, не позволю уйти. Больше никогда. К чертям весь мир и долбаную справедливость. И Адама. К Дьволу его. Вот только никогда… никогда мне не отправить его туда одного.
Прижать ее сильнее к себе и уткнуться в волосы, в последний раз вдыхая свой наркотик. Провести губами по скуле вверх к уху и распахнуть дверь.
— Беги, Мира. Беги и больше не смей возвращаться.
© "Тhе SLОЕ" — "На двоих"
Я приехала домой, все еще ощущая эти грубые объятия и его голос у себя в голове. Голос, который не смолкал и резал по нервам. Едва переступила порог, по телу прошла волна дрожи — здесь кто-то побывал. Все вроде стояло на месте, но я видела изменения. Легкие штрихи чужого присутствия у себя в квартире. Где знаешь каждый уголок, каждую деталь, где видишь, как сдвинули на сантиметр горшок с цветком на подоконнике. Видишь чуть перекошенную картину на стене и не до конца закрытый ящик стола… а еще мерцающий экран включенного ноутбука, а на нем что-то мелькает, двигается, и я иду к нему, чувствуя, как начинаю задыхаться. А вместо ледяного холода, начинает жечь кончики пальцев и спину. Потому что я вижу языки пламени. Звук включен на полную громкость, и это потрескивание начинает сводить с ума. Я покрываюсь холодным потом, хватая ртом воздух… а потом я слышу детский крик и кричу сама, оседая на пол.
ГЛАВА 16. Джокер и Мирослава
Она ушла почти час назад, а я все еще стоял возле открытой нараспашку двери и думал. Не знаю, какими силами Ада смог подавить мгновенный порыв сбежать за ней по лестнице и схватить в охапку, не позволить сесть в машину в таком состоянии. Обнять и навсегда оставить с собой. Я наяву ощутил, как тело вырывается из-под кожи наружу. Устремляется каждой клеткой вперед, выдергивая сердце с корнями, лопаются натянутые до предела сухожилия. Вдогонку.
Но разум упорно твердит тихим надтреснутым голосом, от которого по спине ползут холодные щупальца ненависти и страха, что ей будет безопасно где угодно, только не со мной. Поплачет и успокоится. В любом случае — переживет. Очень сильная девочка. Из тех, которых трудно сломать. Несмотря на слезы, на страдания и лишения. Окруженная с самого рождения роскошью и деньгами, она была лишена той беззаветной любви, на которую имеет право каждый ребенок, и все равно смогла стать полноценной личностью. Хотя мне казалось, что Мирослава и сама не понимает, насколько она крепкая.