Джон Рональд Руэл Толкин. Письма

«Хоббиту» следовало выйти в свет в этом году, а не в прошлом. В следующем году у меня, возможно, появятся досуг и настроение для новой книги. Однако срочная работа, причитающаяся с «держателя гранта», которую следует завершить к сентябрю, поглотила все мое время и иссушила воображение. Продолжение к «Хоббиту» не продвинулось ни на шаг. Интерес к нему я утратил, и понятия не имею, что с ним делать. Начнем с того, что никакого продолжения к «Хоббиту» изначально не предполагалось: Бильбо «жил весьма счастливо до скончания дней своих, а дней ему было отмерено без числа и счета»: эта фраза кажется мне почти что непреодолимым препятствием к созданию убедительной связки. Более того, практически все подходящие «мотивы» я упихал в первую книгу, так что продолжение окажется либо более «разжиженным», либо придется повторяться. В-третьих: лично меня несказанно забавляют хоббиты как таковые: я могу до бесконечности обдумывать, как они едят, как отпускают свои, прямо скажем, дурацкие шуточки; но, как выясняется, даже самые мои преданные «поклонники» (такие, как мистер Льюис и — )) Рейнер Анвин) отнюдь не таковы. Мистер Льюис утверждает, что хоббиты забавны только в нехоббитских ситуациях. И последнее: что касается «историй», на самом деле все мои мысли поглощены «чисто волшебными» историями или мифологиями «Сильмариллиона», в которые даже мистер Бэггинс оказался затянут вопреки моему первоначальному замыслу, и не думаю, что сумею многого достичь за их пределами, — разве что закончу их (и, возможно, опубликую); это всегда дает своего рода эффект освобождения. В запасе у меня имеется лишь одна независимая сюжетная линия — это «Фермер Джайлс» и Малое Королевство (со столицей в Тейме). В прошлом январе я переписал ее, увеличив процентов на пятьдесят, и прочел обществу Лавлейса[55]

вместо доклада «о волшебных сказках». Результат меня немало удивил. На то, чтобы прочесть текст вслух, мне потребовалось почти в два раза больше времени, чем на обыкновенный «доклад»; но аудитория, по всей видимости, не соскучилась — напротив, все покатывались от хохота. Боюсь, впрочем, это означает, что сказка приобрела чересчур взрослый, сатирический привкус. В любом случае требуемые две-три истории про Королевство к «Джайлсу» в компанию я так и не написал!

Похоже, судьба наша — это «Мистер Блисс». Если вы считаете, что он сгодится для публикации, я снова принесу вам рукопись, только скажите. Но не думаю, что лично я смог бы как-либо его улучшить.

Мне в самом деле очень жаль; ради себя самого и ради вас мне очень хотелось бы чего-нибудь произвести. Но в этом году о сентябре, по всей видимости, не идет и речи. Надеюсь, вдохновение и нужный настрой еще вернутся. Я ли не обхаживал свою Музу, я ли не уговаривал! Хотя последнее время любезничал я, что называется, от случая к случаю. Музам такая нерешительность не по душе.

Искренне Ваш,

ДЖ. Р. Р. ТОЛКИН.

032 К Джону Мейсфилду

Мейсфилд, тогдашний поэт-лауреат, вместе с Невиллом Когхиллом летом 1938 и 1939 г. организовывал в Оксфорде развлекательные мероприятия под названием «Летние увеселения». В 1938 г. он пригласил Толкина сыграть роль Чосера и прочесть по памяти «Рассказ Монастырского Капеллана». Он написал Толкину, вложив в письмо стихотворный отрывок, чтеца «представляющий».

27

июля 1938

Нортмур-Роуд, 20,

Оксфорд

Уважаемый мистер Мейсфилд!

Прелюдии собственного сочинения «для затравки» у меня нет, так что я как исполнитель абсолютно не возражаю против присланных вами строк в качестве вступления. В любом случае Распорядитель Увеселений — вы, а я у вас под началом.

В частном порядке, как один знаток Чосера другому, дерзну, пожалуй, заметить, что эти строки подсказаны ошибочным представлением о том, что Чосер — первый английский поэт и что до него и помимо него все — немота и варварство. Разумеется, это неправда, и, пожалуй, сбивает с толку, — даже как попытка подчеркнуть тот факт, что Чосер обладал своеобразным талантом, способным в любую эпоху произвести нечто оригинальное. Лично я не ассоциирую Север ни с ночью, ни с тьмой, тем более в Англии; а в ее продолжительной, длиной в тысячу двести лет, литературной традиции Чосер стоит, скорее, в Середине, нежели в начале. Опять-таки ничего весеннего я в нем не ощущаю, скорее дыхание осени (пусть даже ранней), и воплощает он не столько королевское величие, сколько средний класс. Однако ж, как я уже сказал, это все — профессиональные тонкости, и применительно к данному представлению копья из-за них ломать незачем.