: нет никаких ссылок ни на проблемы перевода, ни на проблемы литературной критики. Изначально я отговаривал вас от попыток модернизировать справочный аппарат старого издания: студенты могут раздобыть его и в других местах. Однако я никак не ожидал, что от него останется всего десяток строк, в то время как «краткое изложение» (самая бесполезная часть) переработано весьма существенно.
Учитывая, как обстоят дела, я трудился долго и упорно, стараясь ужать (и при этом оживить) те замечания о переводе, которые могли бы оказаться небесполезными для студентов и небезынтересными для тех, кто станет пользоваться книгой без оригинала. Однако в результате вышло 17 моих рукописных страниц (примерно по 300 слов на каждой), не считая приложения о метрических особенностях[64]
, самой любопытной части, такого же примерно объема!
На этой стадии я пребывал в начале марта и как раз ломал голову, что можно выкинуть, когда получил ваше письмо от 27 марта (а именно, вчера). Ужасно глупо все вышло. Ибо, согласно нумерации страниц, вклад с меня причитается очень небольшой.
Все, что я могу сделать сейчас, — это выслать вам то, что есть. Возможно, вы захотите подумать о том, чтобы использовать этот текст впоследствии (показав его Ренну), напр., если потребуется новое издание. (Его чуть подправить — и получится неплохое пособие для студентов. Разбор метрики — это нечто новое и, учитывая взаимосвязь стиля и размера, может показаться весьма заманчивым, поскольку в этом вопросе студенты обычно «плавают».)
На самый крайний случай — предполагаю (в горе и раскаянии, и крайне неохотно), что абзацы, выделенные
039 Из письма к Майклу Толкину 29 сентября 1940
В конце лета 1940 г. в дом Толкинов ненадолго подселили двух эвакуированных женщин.
Нынче утром наши эвакуированные с нами распрощались — уехали обратно домой, в Ашфорд (они из железнодорожников), после ряда эпизодов комических и трогательных одновременно. В жизни не видел более простых, беспомощных, кротких и горестных душ (свекровь и невестка). Впервые за все время своей семейной жизни они оторваны от своих мужей — и, как выяснилось, предпочли бы, чтобы их взрывом разнесло в клочья.
040 Из письма к Майклу Толкину 6 октября 1940
В сентябре 1939 г. второй сын Толкина, которому шел девятнадцатый год, решил завербоваться добровольцем в армию, однако ему велели проучиться год в университете, прежде чем зачисляться на военную службу. Он поступил в Тринити-Колледж Оксфордского университета, а на следующее лето покинул университет, чтобы пройти обучение на стрелка-зенитчика.
Мне очень жалко, милый мой мальчик, что твоя университетская карьера рассечена надвое. Лучше бы ты был старшим и успел закончить до того, как тебя забрала армия. Но я все-таки надеюсь, что тебе удастся вернуться. И, безусловно, прежде ты многому научишься! Хотя в мирные времена мы, возможно (что вполне естественно и в определенном отношении правильно), слишком склонны воспринимать все на свете как подготовку, или обучение, или тренировку — для чего? В любой момент нашей жизни имеет значение только то, каковы мы и что делаем, а вовсе не то, какими мы планируем стать и что собираемся сделать. Однако не буду притворяться: эта мысль не особенно меня утешает при виде армейского милитаризма и зряшной траты времени. И дело даже не в тяготах фронтовой жизни. Меня туда зашвырнуло как раз тогда, когда я мог столько всего написать и столько всего узнать; а наверстать упущенное мне уже не удалось.
041 Из письма к Майклу Толкину 2 января 1941
Я тут все разгребал задолженности по переписке и наконец-то вот-вот снова засяду за свою книгу; но, как только я возьмусь за дело по-настоящему, впереди замаячит тень нового триместра, и придется мне думать о лекциях и комитетах.
042 К Майклу Толкину
Майкл Толкин вместе со своей зенитной батареей обеспечивал прикрытие аэродромов в «Битве за Англию», а после того, пострадав в результате аварии армейской машины во время ночных учений, был отправлен в вустерский госпиталь. Отец написал ему туда несколько писем; это — одно из них.
Дорогой мой Мик!
Кажется, так много времени прошло с тех пор, как я писал тебе в последний раз, — все это время увязаю в делах, ощущение безотрадное, гнусный восточный ветер дует, не стихая, день за днем, пробирающий до костей холод сменяется промозглой, пасмурной сыростью….. За последнее время один лишь раз поразвлекся: в прошлый вторник, в гололед и метель, доктор Хавард[65]
сводил вечером нас с братьями Льюис[66]