Джордано Бруно

Люди, прослышавшие о его занятиях, надоедали ему своими дурацкими домогательствами. Они уверены, что он может предсказать судьбу. Ему предлагают деньги и покровительство. Ведь синьору Бруно ничего не стоит, начертав круги, уберечь человека от рокового шага и указать правильное решение! Джордано привык, что за ним давно упрочилась слава знатока оккультных наук. Как часто в нем видят не философа, а опытного чародея! Он не заблуждается и во многих своих учениках. Их к нему приводит не страсть познания – они жаждут магических секретов, чтобы с их помощью без особого труда добиться власти и богатства. Но даже когда он беседует с ними об «искусстве прорицания», они быстро разочаровываются. Учитель ничего не говорит о том, как добиться в жизни успеха, а изводит их разными логическими премудростями. Он рассуждает о тайнах природы, настоящие же свои секреты сохраняет при себе! Кое-кто из молодых людей, жестоко ошибившись в Ноланце, перестает ходить на его лекции. Это было и в Париже, это повторяется и во Франкфурте. Философу трудно удержать учеников, когда на каждой ярмарке толпа ловкачей берется задешево и в наикратчайший срок обучить любым наукам.

Первые месяцы 1591 года Бруно провел в Цюрихе, где читал лекции группе молодых людей, потом опять вернулся во Франкфурт. В типографии Вехеля печатались его работы «О монаде, числе и фигуре» и «О безмерном и неисчислимых». Джордано отдал издателям еще одну рукопись – «О сочетании образов, знаков и идей». Она была посвящена «искусству изобретения» и мнемонике и имела много общего с его первыми латинскими сочинениями.

Однажды он получил известие, заставившее его задуматься. Книготорговец Джамбаттиста Чотто, с которым он встречался во время ярмарки, переправил ему письмо некоего Джованни Мочениго. Отпрыск одного из знатнейших родов Венеции писал, не жалея слов, о своем восхищении Ноланцем. Мочениго был бы счастлив, если бы Бруно согласился приехать в Венецию и стать его учителем. Он не скупился на обещания. Бруно был в весьма стесненных обстоятельствах. Частное преподавание давало лишь случайный заработок. Предложение Мочениго звучало заманчиво.

Вскоре от него пришло второе письмо. Он еще более настойчиво предлагал свое покровительство, звал поселиться в его доме, обещал создать все условия для занятий, клялся, что будет верным и покорным учеником. Он горит желанием приобщиться к тайнам наук, которыми, как видно из его сочинений, владеет Бруно. Учитель ни в чем не будет испытывать недостатка. Пусть он приезжает не откладывая!

Джордано все время тянуло в Италию. И сколько бы он, «сын Солнца и гражданин мира», ни говорил о том, что родина философа весь свет, в сердце его никогда не утихала тоска по благословенному неаполитанскому небу.

Мир велик, но ведь родина у человека одна! Далека Венеция от Нолы, но там хоть люди говорят по-итальянски! И как знать, может быть, поездка в Венецию станет первым шагом, который приблизит ту счастливую пору, когда он вернется в родные края.

Он не закрывал глаза на опасности, сопряженные с возвращением в Италию. Не слишком ли велика дерзость? Он, отступник, изгнанник, осмеливается ехать туда, где так сильна инквизиция. Но ведь собирается он не в Рим, а в Венецианскую республику, гордое и могущественное государство, что прислушивается далеко не ко всякому повелению римского первосвященника и даже в религиозных делах отстаивает свою независимость. Да и времена теперь изменились. Генрих Наваррский не сегодня-завтра добьется решающей победы. А когда он станет законным королем Франции, святому престолу придется идти на компромисс и во многом менять свою политику.

Не переоценивает ли он обстоятельств, благоприятствующих его возвращению? Трезво ли взвесил возможные последствия этого шага? Не идет ли он на непомерный риск, не совершает ли безумство? Безумство? А разве не он, Ноланец, воспел героическое безумство?

Глава пятнадцатая Синьор Мочениго жаждет секретов

Осенью 1591 года Бруно приехал в Венецию. Дом своего будущего ученика он нашел без затруднений. Его род принадлежал к старинной венецианской знати, и, хотя Мочениго владели четырьмя внушительными зданиями, любой гондольер мог показать на Большом канале старый палаццо, где жил синьор Джованни, младший сын светлейшего Марко Антонио.

С радостью встретил Мочениго гостя: он счастлив, что тот, наконец, приехал! Он говорил горячо и много, признавался, что жаждет побыстрей постичь все тайны Джордановых книг. Самоуверенный и порывистый, он хотел произвести на Бруно наилучшее впечатление. Но в речах его и повадках что-то настораживало. Бруно вежливо отклонил предложение Мочениго сразу поселиться в его доме, сказал, что снимет себе комнату. Лекции же начнутся, как только синьор Джованни изъявит желание.