Джордано Бруно и генезис классической науки

"За студентами необходимо установить тщательный надзор. Поэтому должен быть назначен специальный брат, без разрешения которого студенты не имеют права вести записи в тетрадях и слушать лекции. Ему вменяется в обязанность принуждать студентов к занятиям и налагать взыскания. Если же он не в силах воздействовать на них, то пусть докладывает прелату. Студенты не должны изучать языческие и философские книги, предаваться светским наукам и тем искусствам, которые называются свободными.

Студентам запрещается чтение языческих и философских книг хотя бы под предлогом изучения благих (как они выражаются) наук и выработки изящного стиля. Запрещено читать Эразма и книги, подобные его сочинениям, из которых они могут усвоить вредные учения и дурные нравы" 3.

Таким образом, пользуясь относительной свободой, студенты были лишены какого-либо права изучения и тем более толкования неканонических трудов. Критерием непогрешимости являлся "Свод богословия" Фомы Аквинского, и каждое отступление от него в лекциях, беседах и диспутах считалось прегрешением и каралось лишением права выступать с лекциями.

Бруно вступил в монастырь в годы, когда контрреформация только начала свое наступление. Уже три года действовали решения Тридентского собора, но еще свежа была атмосфера ожесточенных столкновений на его сессиях. Действовал Индекс запрещенных книг, но он еще не включал имя Коперника, а книги Кардана были запрещены не за научное содержание, а за составление гороскопа Христа. Горели костры и наполнялись застенки "святого судилища", но его жертвами пока еще не стали философы и исследователи. Сервет был сожжен кальвинистами, Галилей и Кампанелла еще были младенцами, а строптивому энтузиасту из Нолы еще ничто не предвещало его трагической судьбы. И даже его религиозное фрондирование на первом году не вызвало решительных репрессии.

{17} С жаром принялся Бруно за науку, и прежде всего за программу обучения. Два года он должен был изучать латинский язык и Библию, следующие два года отводились логике; и, наконец, еще два года занятий естественными науками завершали подготовительный этап для перехода к высшей теологической ступени монастырского образования.

Но Бруно не ограничился официальной программой. В огромном количестве поглощал он дозволенные и недозволенные труды античных, средневековых и современных ему философов всех направлений. Здесь-то и проявилась его феноменальная память - он запоминал на всю жизнь однажды прочитанную книгу и не нуждался ни в записях, ни в повторном чтении. Это помогало ему избегать контроля монастырской цензуры, оставаясь незапятнанным при обысках в кельях студентов. Бруно усиленно работал над развитием памяти. Книга средневекового схоласта Раймонда Луллия "Великое искусство" побудила его разработать и усвоить для себя мнемонический и логический комплексы. По-видимому, исключительная память, заинтересовавшая папу Пия V, послужила причиной поездки Бруно в Рим.

Молодой монах поразил старца и окружавших его кардиналов не только знанием псалмов наизусть, но и способностью дословно повторить только что прочитанный и ранее ему неизвестный обширный текст. Первая поездка Бруно в Рим относится к 1571 г. Он, вероятно, стал свидетелем молебна о даровании победы, совершенного Пием V на площади св. Петра 7 октября 1571 г. В этот день шло морское сражение при Лепанто, в котором объединенные силы Испании, Венецианской республики, Неаполитанского вице-королевства и Папской области разбили флот Оттоманской империи. В изданной через 30 лет книге "О безмерном и бесчисленном" Бруно рисует карикатурную, но полную реальных подробностей картину появления папы перед толпою на площади.

Вернувшись в Неаполь, Бруно взялся за основную дисциплину монастырской школы - курс богословия, на который отводилось четыре года после естественных наук. Этот этап обучения привлекал особенно пристальное внимание монастырского начальства. Приступившие к нему бакалавры, как правило, уже обладали саном {18} священника, т. е. имели право проповеди и были подготовлены к изложению и комментированию текстов. Поэтому особенно важно было воспитать из них ревностных и непреклонных поборников тридентского духа и тем более не допустить в их среде даже намеков на вольномыслие и критику авторитетов.