Джордж Харрисон

Надежды Патти на создание полноценной семьи разбивались о весьма сдержанное отношение Джорджа к усыновлению и его длившееся месяцами сексуальное воздержание. Если он теперь и проявлял гораздо меньше чувственности, чем в тот момент, когда подпал под ее чары, это было связано лишь с его приверженностью религиозным принципам, согласно которым секс должен служить исключительно для продолжения рода. «Я думаю, если ты делаешь что–то, что тебе не очень нравится, — говорил он, — то превращаешься в лицемера. Всех нас влекут желания, и мы должны научиться либо осуществлять их, либо отказываться от них. Если ты можешь достигать этого за счет отказа от половых отношений, это замечательно. Можно также утрачивать определенные желания молодости — особенно связанные с сексом и наркотиками. Проблема заключается в том, что ты думаешь: «Ладно, еще немножко, и я удовлетворю свое желание», — но ничего подобного не происходит. Ты получаешь то, чего желаешь, и тебе хочется еще».

Эту весьма спорную точку зрения мог бы высказывать проповедник–евангелист, стоящий на перекрестке в окружении ухмыляющихся прохожих. Таким же обычным атрибутом Оксфорд–стрит, как кришнаиты, являлся бывший служащий Стэнли Грин, ежедневно с раннего утра до позднего вечера расхаживавший взад–вперед по улице и излагавший свое кредо: «Чем меньше белков, тем меньше похоти». Если кто–то проявлял интерес к его «учению», он высказывался более пространно: «Белковая мудрость изменяет всю вашу жизнь, облегчает ее. Страсть может приносить большие страдания. Я наблюдал замечательные изменения в людях. Первое, что делает женщина, приобщившаяся к белковой мудрости, — меняет прическу». Одинокие люди, откуда они берутся?

(строчка из песни Beatles «Eleanor Rigby»).

Джордж поднимался на рассвете по иной причине, нежели мистер Смит. Когда репортер спросил его об этой причине в интервью, он объяснил, что почитатели Кришны рассматривают сон как «маленькую смерть. Прабхупада спит один–два часа в день. Йоги вообще не нуждаются в сне. Они не нуждаются в пище. Они живут за счет Божественной Энергии». Приняв холодную ванну, он садился за изучение «Бхагавад Гиты». Через определенные промежутки времени он принимался распевать маха–мантру. Подобно католикам, считающим, сколько раз они спели «Аве Мария», Джордж вел учет своим «Харе Кришна» с помощью четок, которые хранились в маленькой сумочке, висевшей у него через плечо.

Джордж располагал неизмеримо большими пространством и комфортом для того, что рассматривалось как эксцентричность, чем Стэнли Грин в его однокомнатной квартире в Хэрроу. Джордж часами медитировал в собственном храме в поместье Фрайер Парк, описанный Ринго в песне как «дом площадью 40 акров, который он не видит». Его приобретение в январе 1970 года разрешило проблему Харрисонов с новым жилищем. Оно сочетало в себе возможность уединения без добровольного заточения и близость к Лондону.

Здесь, на границе графств Беркшир и Оксфордшир, в Холливуд–он–Темз, расположенном в центре треугольника Виндзор–Эскот–Хенли, жило немало разного рода знаменитостей. Трагики Майкл Кэйн и Сюзан заправлялись на одной и той же АЗС, что и комик Эрни Вайс, а также сэр Джеймс Каррерас, бывший директор Hammer Films. Столь выдающиеся личности, как Рольф Харрис, Фредди Старр или Винс Хилл, едва ли были бы очень польщены известием о том, что гомонившие в соседнем пабе пьяницы — это музыканты Deep Purple.

Значительная часть элиты рок–н-ролла поселилась в пасторальной тиши Хэмблдона, Миддл Эссендена, Скирметта и других подобных мест, прятавшихся среди лесов и полей, на которых паслись стада овец. Если органист Ten Years After или барабанщик Deep Purple

могли, не маскируясь, посещать деревенские рынки, увидеть бывшего члена Beatles было для местных жителей примерно тем же самым, что обнаружить у соседнего писсуара в мужском туалете принца Уэльского. Поэтому Джордж старался не появляться в Хенли, городская площадь которого находилась в двух минутах ходьбы по Грэвел Хилл от ворот Фрайер Парк.

Невидимый со стороны Пеппард–роуд, этот особняк с башенками и шпилями на 120 комнат, расположенный на западной окраине Хенли, был творением сэра Фрэнка Криспа, известного лондонского адвоката. Это построенное в 1889 году архитектурное проявление личности Криспа один современный журналист охарактеризовал как «причудливое безумие», а другой назвал «прекрасным образцом поздневикторианской архитектуры в стиле Паджина». В 1978 году «The Henley Standard» все еще задавалась вопросом: «Фрайер Парк: красота или уродство?» Все зависело от того, разделяли ли вы чувство юмора сэра Фрэнка. В знак того, что он был построен на месте мужского монастыря XIII века, его стены из красного кирпича были испещрены резными орнаментами на сюжеты монашеской жизни. Один из них изображал монаха с дырявой сковородой в руке — отзвук легенды о «Двух Святых Монахах». Гости удивлялись, обнаруживая вместо обычного выключателя света деревянное лицо монаха с перемещавшимся носом.