Джозеф Антон. Мемуары

Фрэнсис услышала, что в Тегеран по приглашению властей едут западные журналисты, в том числе пятеро британцев. Неужели будет сделано заявление? “Не дергайтесь, солнце еще не встало, – сказал он Фрэнсис. – Мулла еще не прокукарекал”. На следующее утро – большая статья в “Таймс”. Он сохранял спокойствие. “Я знаю реальность, – поведал он своему дневнику. – Когда я смогу жить без полицейских? Когда меня начнут перевозить авиалинии, когда государства начнут впускать меня без истерики в стиле RAID? Когда я смогу снова стать частным лицом? Подозреваю, что не скоро. “Вторичные фетвы”, налагаемые людскими страхами, трудней преодолеть, чем ненависть мулл”. И тем не менее он невольно спрашивал себя: Неужели я все-таки сдвинул эту гребаную гору?

Из кабинета Хогга позвонил Энди Эшкрофт: шум, поднятый прессой, стал для Форин-офиса “полной неожиданностью”. “Возможно, иранцы начали двигаться к смягчению своей позиции”. Их официальный отклик, по мнению Эшкрофта, мог прозвучать не ранее чем через месяц. Встреча между представителями Ирана и ЕС в рамках “критического диалога” должна была произойти 22 июня, и тогда-то британские дипломаты ожидали услышать официальный ответ на демарш.

30 мая, после встречи министров иностранных дел ЕС, датское правительство заявило: оно “уверено”, что Иран “даст удовлетворительный ответ на демарш до окончания председательства Франции в ЕС”. Французы сильно давили, иранцы, люди серьезные, выторговывали себе уступки, но ЕС держался твердо. “Близится, – написал он в дневнике. – Близится”.

Депутат британского парламента Питер Темпл-Моррис сказал по радио Би-би-си: “Рушди с некоторых пор ведет себя неплохо, держит язык за зубами, потому-то и стало возможным продвижение”. Но интервью, которое Роберт Фиск[202]взял у иранского министра иностранных дел Велаяти, было полно прежней тухлятины:

фетва неотменима, обещание награды – проявление свободы слова, и тому подобное. Отрыжка и метеоризм. Существенного надо было еще дождаться.

Полиция теряла самообладание из-за публикации “Прощального вздоха Мавра”. Была достигнута договоренность о чтении отрывков в книжном магазине “Уотерстоунз” в Хэмпстеде, но теперь Скотленд-Ярд хотел взять назад свое разрешение объявить о мероприятии заранее. Заместитель помощника комиссара “нервничает”, сказала Хелен Хэммингтон, и еще сильнее будут нервничать люди в форме на месте. Она боялась, что они “перегнут палку”, но, кроме того, сказала, что “специалисты” по общественному порядку опасаются бурной демонстрации, которую может устроить группа “Хизб ут-Тахрир”. Эти люди, сообщила ему Хелен, “носят костюмы”, “разговаривают по мобильным телефонам” и способны быстро и умело организовать нацеленный удар. Рэб Конноли, приехав встретиться с ним, заметил: “В органах есть люди, которые относятся к вам очень враждебно и хотят, чтобы чтение было сорвано”. Он сказал еще, что, ведя переговоры с авиакомпанией “Катей Пасифик эйруэйз” о его авторском турне по Австралазии, услышал, что на встречах авиаперевозчиков “Бритиш эйруэйз” “пропагандирует свой запрет” и уговаривает другие авиакомпании его поддержать.

Когда день выхода “Прощального вздоха Мавра” совсем приблизился, борьба между ним и руководителями Скотленд-Ярда, приводившая команду операции “Малахит” все в большее замешательство, переросла в открытую войну. Позвонил Рэб Конноли: коммандер Хаули был в отлучке, и в отсутствие Хаули другой высокопоставленный полицейский чин, коммандер Мосс, солидаризировался против него с “нервничающим” местным заместителем помощника комиссара Скитом. Полиция, сказал Конноли, отменяет свое согласие на заранее объявленные чтения, потому что это вы. Маргарет Тэтчер тоже написала книгу и собиралась отправиться с ней в турне, и всем мероприятиям с ее участием было автоматически обеспечено максимальное внимание полиции, потому что – старая гринаповская песня – она сослужила службу стране; а мистер Рушди – смутьян и помощи недостоин. Сотрудники, чаще всего имевшие с ним дело — Конноли, Дик Вуд и Хелен Хэммингтон (она была дома со сломанной ногой), – все поддерживали его, но их начальство было непреклонно. “Если он поедет в этот книжный магазин, – сказал Мосс, – он поедет один”. Хаули, сказал Рэб Конноли, уже вернулся после уик-энда. “Я попросил его о встрече, – признался он, “вынося сор из избы”. – Если он меня не поддержит, я уйду из охраны и, вероятно, опять надену форму”. Эти простые слова резанули как ножом по сердцу.