В тот момент я ощутила такую сильную любовь к нему, что не смогла даже вынуть устрицу из раковины и даже открыть эту раковину. Сливочный соус к устрицам начал необъяснимым образом расслаиваться, а я нервно порхала над кастрюлей, робко добавляя то холодной воды, то масла, которое тут же всплывало, и все это время Эрик стоял рядом. Я чувствовала себя, как Том Круз, зависающий над полом с капелькой пота на лбу. Как Харрисон Форд в своей старой фетровой шляпе, взвешивающий на ладони мешочек с песком. И Эрик меня понимал. Он действительно стал моим напарником. Я взбивала взбунтовавшийся соус, когда до меня вдруг дошло, что мой муж не просто терпел все это безумие, в которое я ввязалась, он не просто поддерживал меня. Этот Проект стал и его проектом. Эрик не был кулинаром, он, как и Изабель, интересовался Джулией Чайлд только из-за меня. И все же он стал неотъемлемой частью всего этого. Без него проекта «Джули/Джулия» просто не существовало бы, а его жизнь протекала бы совсем по-другому. Я вдруг почувствовала себя по-настоящему
Я пребывала в таком хорошем настроении, что испортить его не способен был даже
Вообще говоря, рис по-индийски — это, пожалуй, единственный рецепт в «Искусстве французской кухни», который Джулия словно нарочно доводит до крайней степени идиотизма. Усмирять взбесившийся сливочный соус тоже непросто, но это ничто по сравнению с тем раздражением, которое возникает от осознания бессмысленности собственных действий при приготовлении
Но, как ни странно, в тот вечер нам удалось поужинать раньше девяти — такого не было уже давно. Эрик перемыл всю посуду, я смешала нам по «буравчику». Я по-прежнему лучилась от того, что закончила рыбную главу, а мидии оказались совсем легким блюдом — в кои-то веки у меня не возникло ощущения, что на ужин я проглотила кирпич. Я потягивала коктейль. По телевизору показывали реалити-шоу. В комнате повисла многозначительная тишина: мы с мужем пытались припомнить, чем занимаются люди в свободное от готовки время.
Отставив нетронутый коктейль на кофейный столик, Эрик поднялся и заявил:
— А пойду-ка я побреюсь.
Бриться Эрик ненавидит. Ему до сих пор кажется, что он не научился правильно бриться, и это серьезно уязвляет его мужское самолюбие. Когда я приезжала к нему в колледж, то по воскресеньям все мое лицо становилось красным и горело от соприкосновения с его колючими усами. Закончив колледж, он собрался с духом и подошел к решению проблемы бритья всерьез. Но все равно оно так и осталось для него испытанием, может быть, потому, что превратилось в семейную шутку, которую понимаем только мы. Это когда, например, Эрик говорит: «Смотри, дорогая, я специально для тебя побрился» — и при этом многозначительно поигрывает бровями.
Но на этот раз ему не довелось выйти из ванной, поглаживая чисто выбритый подбородок с хитрой улыбкой на лице. Вместо этого я услышала «о черт!».
Я давно научилась понимать, что означает то или иное ругательство моего мужа, и, услышав это «о черт!», сразу вскочила с дивана и понеслась в ванную. Эрик стоял в луже, а из трубы за унитазом хлестала вода.
— О черт!
— Вот и я сказал то же самое.
Я притащила из чулана ведро, но оно под унитаз не помещалось, и мне пришлось пожертвовать своей самой большой миской, которую мы и подставили под унитазный фонтан. Мы оба промокли до нитки, вода была повсюду. Когда мы наконец вытерли лужу, миска под унитазом наполнилась, и мне пришлось принести в жертву еще одну миску и по мере заполнения менять их местами.
— Как перекрыть воду? — перекрывая шум воды, спросил Эрик.