Джузеппе Бальзамо (Части 1, 2, 3)

Время от времени она откидывала голову на подушку, и тогда свет заливал ее чистый лоб, белизну которого еще больше подчеркивали кружева.

Филипп сидел к Жильберу спиной, примостившись в ногах у сестры; рука его по-прежнему была на перевязи, и он не мог ею пошевелить.

Андре в первый раз поднялась после злополучного фейерверка, а Филипп впервые вышел из своей комнаты.

Молодые люди еще не виделись со времени той ужасной ночи; им только докладывали друг о друге, что они чувствуют себя лучше.

Они встретились всего несколько минут назад и говорили свободно, так как были уверены в том, что они одни. Если бы кто-нибудь вздумал зайти в дом, они были бы предупреждены об этом звоном колокольчика, висевшего на двери, которую Николь оставила открытой.

Они не знали об этом последнем обстоятельстве и потому рассчитывали на колокольчик.

Как мы уже сказали, Жильбер все прекрасно видел и слышал: через приотворенную дверь он не упускал из разговора ни единого слова.

— Значит, тебе теперь легче дышится, сестричка? — спросил Филипп в ту самую минуту, как Жильбер устраивался за колыхавшейся от ветра занавеской, что была на двери туалетной комнаты.

— Да, гораздо легче. Правда, грудь еще побаливает.

— Ну, а силы к тебе вернулись?

— До этого еще далеко; впрочем, сегодня я уже смогла подойти к окну. До чего хорош свежий воздух! А цветы! Мне кажется, пока человека окружают цветы и свежий воздух, он не может умереть.

— Но ты еще чувствуешь слабость?

— О да! Потрясение было так ужасно! Я пока передвигаюсь с трудом, — улыбаясь и покачивая головой, продолжала девушка, — и держусь за мебель и за стены. Ноги без опоры подкашиваются, мне кажется, я вот-вот упаду.

— Ничего, бодрись Андре, свежий воздух и цветы поднимут тебя на ноги. Через неделю ты сможешь отправиться с визитом к ее высочеству дофине, — мне говорили, что она часто справляется о твоем здоровье.

— Надеюсь, Филипп; ее высочество в самом деле очень добра ко мне.

Андре откинулась на кушетке, положив руку на грудь, и прикрыла глаза.

Жильбер сделал было шаг вперед, протянув к ней руки.

— Что, больно, Андре? — взяв ее за руку, спросил Филипп.

— Да, судороги… иногда кровь начинает стучать в висках, а то еще свет меркнет в глазах и сердце словно останавливается.

— Это не удивительно, — задумчиво проговорил Филипп, — ты пережила такой ужас! Ты просто чудом уцелела.

— Именно чудом, ты это хорошо сказал, дорогой брат.

— Кстати, о твоем чудесном спасении, — продолжал Филипп, придвигаясь к сестре и словно подчеркивая этим важность своего вопроса, — ты ведь знаешь, что я еще не успел поговорить с тобой о случившемся несчастье?

Андре покраснела. Казалось, она испытывает некоторую неловкость.

Филипп не заметил или сделал вид, что не замечает ее смущения.

— Я думала, что, когда я вернулась, ты мог узнать все подробности. Отец мне сказал, что рассказ господина Бальзамо его вполне удовлетворил.

— Разумеется, дорогая Андре. Этот господин был чрезвычайно деликатен — так мне, по крайней мере, показалось. Однако некоторые подробности его рассказа показались мне не то чтобы подозрительными, а… как бы это выразиться… неясными!

— Что ты хочешь этим сказать, брат? — простодушно спросила Андре.

— То, что сказал.

— Выражайся, пожалуйста, яснее.

— Есть одно обстоятельство, — продолжал Филипп, — на которое я сначала не обратил внимания, а теперь оно представляется мне весьма странным.

— Что это за обстоятельство? — спросила Андре.

— Я не совсем понял, как ты была спасена. Расскажи мне, Андре.

Казалось, девушка сделала над собой усилие.

— Ах, Филипп, я почти ничего не помню, ведь мне было так страшно!

— Ничего, дорогая, расскажи, что помнишь.

— О Господи! Ты же знаешь, брат, что мы потеряли друг друга шагах в двадцати от Королевской кладовой. Я видела, как толпа потащила тебя к саду Тюильри, а меня к Королевской улице. Еще мгновение — и ты исчез из виду. Я пыталась к тебе пробиться, протягивала к тебе руки, кричала: "Филипп! Филипп!" — как вдруг меня словно подхватил водоворот и понес к решеткам. Я чувствовала, что людской поток, в котором я оказалась, несется на стену, что он вот-вот об нее разобьется. До меня доносились крики тех, кого прижали к решеткам. Я поняла, что сейчас наступит моя очередь, что тоже буду раздавлена, растоптана, и считала оставшиеся секунды. Я была полумертва, почти потеряла рассудок и вдруг, подняв руки и глаза к небу, увидела человека со сверкающими глазами; он словно возвышался над толпой, а люди ему повиновались.

— И человек этот был барон Джузеппе Бальзамо, не так ли?

— Да, тот самый, которого я видела в Таверне; тот, который еще там поразил меня; тот, который будто заключает в себе нечто сверхъестественное. Этот человек подчинил себе мой взгляд, заворожил меня своим голосом, заставил трепетать все мое существо, едва коснувшись пальцем моего плеча.

— Продолжай, Андре, продолжай, — мрачно проговорил Филипп.