— Конец, дорогой мой герцог, будет все тот же, — отвечал Людовик XV, снова становясь серьезным. — Вы меня знаете: я делаю вид, что сдаюсь, но никогда не уступаю. Пусть женщины делят медовую лепешку, которую я им время от времени подбрасываю, что когда-то проделывали с Цербером. А мы будем жить спокойно, дружно, всегда вместе. И раз уж мы взялись выяснять отношения, прошу вас иметь в виду: какие бы слухи ни ходили, какое бы письмо я ни написал… непременно приезжайте в Версаль… Пока я говорю с вами так, как теперь, герцог, мы будем добрыми друзьями.
Король протянул министру руку, тот поклонился, не выказывая ни признательности, ни обиды.
— А теперь примемся за дело, если ничего не имеете против, дорогой герцог.
— Як услугам вашего величества, — сказал г-н де Шуазёль, раскрывая портфель.
— Для начала — несколько слов о фейерверке.
— Это было большое бедствие, сир.
— По чьей вине?
— По вине купеческого старшины Биньона.
— Много было крику?
— Да, много.
— Тоща следует отстранить от должности этого господина Биньона.
— Одного из членов парламента едва не раздавили в толпе, поэтому парламент принял это близко к сердцу. Однако генеральный адвокат Сегье произнес блистательную речь и доказал, что причина этого несчастья — роковое стечение обстоятельств. Ему долго аплодировали, и теперь дело улажено.
— Тем лучше! Перейдем к парламентам, герцог… Вот в чем нас упрекают!..
— Меня, сир, упрекают в том, что я не поддержал господина д’Эгильона против господина де Ла Шалоте, но кто меня упрекает? Те самые люди, которые радостно распространили слухи о письме вашего величества. Вы только подумайте, сир: господин д’Эгильон превысил свои полномочия в Бретани; иезуиты действительно были изгнаны; господин де Ла Шалоте был прав; ваше величество сами открыто признали невиновность генерального прокурора. Нельзя так просто опровергать слова короля! В присутствии его министра — куда ни шло, но только не всенародно!
— А пока парламенты считают себя сильными…
— Они в самом деле сильны. Еще бы! Членов парламентов бранят, сажают в тюрьму, оскорбляют, потом объявляют невиновными — еще бы им не быть сильными! Я не обвинял господина д’Эгильона в том, что он начал дело Ла Шалоте, но я никогда не прощу ему того, что он оказался не прав.
— Герцог! Герцог! Зло восторжествовало. Давайте подумаем, как облегчить положение… Как обуздать этих наглецов?..
— Как только прекратятся интриги господина канцлера, как только господин д’Эгильон лишится поддержки, волнение парламента уляжется само собой.
— Но ведь это означало бы, что я уступил, герцог!
— Разве вас, ваше величество, представляет господин д’Эгильон… а не я?
Довод был убедительный, и король это понял.
— Вам известно, — сказал он, — что я не люблю вызывать неудовольствие у своих слуг, даже если они допустили оплошность… Однако оставим это дело, хотя оно меня и огорчает: время покажет, кто был прав… Поговорим теперь о внешней политике… Говорят, я собираюсь воевать?
— Сир, если бы вам и пришлось воевать, это была бы война справедливая и необходимая.
— С англичанами… Дьявольщина!
— Уж не боится ли ваше величество англичан?
— На море…
— Будьте спокойны, ваше величество: герцог де Прален, мой кузен и ваш морской министр, вам подтвердит, что располагает шестьюдесятью четырьмя линейными кораблями, не считая тех, которые строятся на верфях, и строительных материалов еще на дюжину, их можно построить за год… Наконец, пятьдесят сильных фрегатов, что весьма внушительно для войны на море. А для сухопутной войны мы подготовлены еще лучше, вспомните Фонтенуа.
— Очень хорошо. Но чего ради я должен воевать с англичанами, дорогой герцог? Правительство аббата
— Еще бы, сир! Аббат Дюбуа получал от англичан шестьсот тысяч ливров в месяц.
— Герцог!..
— У меня есть тому доказательство, сир.
— Пусть так. Однако в чем вы видите причину войны?
— Англия хочет захватить все Индии. Я был вынужден отдать вашим офицерам самые строгие, самые жесткие приказания. Первая же стычка там повлечет за собой протест Англии. Я твердо убежден, что мы его не примем. Необходимо, чтобы правительство вашего величества уважали за его силу, а не благодаря подкупу.
— Не будем горячиться. Кто знает, что там будет, в этой Индии? Это так далеко!
Герцог с досады стал кусать губы.
— Есть еще более приятный casus belli[24]
для нас, сир, — заметил он.— Что еще?
— Испанцы претендуют на владение островами Мальвины и Фолкленд… Порт Эгмонт незаконно был захвачен англичанами, а испанцы выгнали их; отсюда ярость Англии: она предупреждает испанцев, что готова пойти на крайние меры, если ее требования не будут удовлетворены.
— Ну, раз испанцы не правы, пусть сами и выпутываются.
— Сир, а Фамильный пакт? Зачем вы настаивали на подписании этого пакта? Ведь он тесно связывает всех европейских Бурбонов и объединяет их против любых замыслов Англии.
Король опустил голову.