Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1

– Да. Для этого я оттачивал палочку и просеивал песок, чтобы удобнее было на нем чертить. Два года я писал печатными буквами, довольно ловко копируя их из книги, и не подозревал о том, что существуют и другие буквы. И вот однажды, года три назад, мадмуазель Андре уехала в монастырь. Несколько дней от нее не было никаких известий, потом почтальон попросил меня передать барону ее письмо. Вот когда я увидал, что помимо печатных существуют другие буквы! Барон де Таверне сломал печать и бросил конверт. Я его подобрал и унес к себе. Когда почтальон опять у нас появился, я попросил его прочесть адрес. Надпись на конверте гласила: «Господину барону де Таверне-Мезон-Руж, в его имение через Пьерфит». Я сравнил каждую букву этой надписи с соответствующей печатной буквой и увидал, что за исключением трех все буквы алфавита фигурировали в этих двух строках. Потом я срисовал буквы, начертанные рукой мадмуазель Андре. Неделю спустя я уже переписывал этот адрес в десятитысячный раз и так научился писать. Теперь я пишу сносно, можно сказать – хорошо. Итак, сударь, вы видите, что мои надежды сбылись, потому что я умею писать, потому что прочел все, что попадало мне под руку, потому что я старался осмыслить прочитанное. Так отчего же я не смогу найти человека, которому будет нужно мое перо, слепца, которому понадобятся мои глаза, или какого-нибудь немого, которому будет необходим мой язык?

– Да ведь в таком случае у вас появится хозяин, вы же этого не хотите. Секретарь или чтец – это слуги второго сорта и ничего больше.

– Вы правы, – бледнея, прошептал Жильбер, – ну так что же!.. Я должен добиться своего! Я готов мостить улицы Парижа, разносить воду, если понадобится, но добьюсь своего! Я скорее умру, чем оставлю свою мечту.

– Мне кажется, у вас в самом деле есть сила воли и мужество, – заметил незнакомец.

– Вы так добры ко мне, – проговорил Жильбер. – А чем вы занимаетесь? Судя по одежде, вы – бухгалтер.

На устах старика заиграла ласковая, грустная улыбка.

– У меня, конечно, есть ремесло, – отвечал он, – каждый человек должен уметь что-нибудь делать, но оно нечего общего не имеет с бухгалтерией. И потом, зачем бухгалтеру собирать травы?

– Так ваша работа – собирать травы?

– Почти так.

– Вы, стало быть, бедны?

– Да.

– Именно бедные готовы отдать то, что у них есть, потому что бедность делает их мудрыми, а хороший совет – дороже денег. Можно мне попросить у вас совета?

– Возможно, я сделаю для вас больше. Жильбер улыбнулся.

– Я так и думал, – проговорил он.

– Как вы считаете, сколько денег вам понадобится, чтобы прожить?

– Очень немного.

– Вы, вероятно, совсем не знаете Парижа.

– Я впервые увидал его вчера с высоты замка Люсьенн.

– Вы, верно, не знаете, что в большом городе жизнь дороже?

– Насколько приблизительно?

– Ну, например, то, что в провинции стоит один су, в Париже вам обойдется в три раза дороже.

– Ах так? – воскликнул Жильбер. – Ну тогда… Если бы у меня была крыша над головой, угол, где я мог бы от дохнуть после работы, то на жизнь мне хватило бы около шести су в день.

– Прекрасно, мой друг! – вскричал незнакомец. – Как я люблю ближних! Идемте в Париж вместе, и я найду вам дело, которое вас прокормит, и в то же время вы сможете остаться независимым.

– Ах, сударь! – только и смог вымолвить Жильбер, опьянев от счастья.

Овладев собой, он прибавил:

– Надеюсь, вы понимаете, сударь, что я должен в самом деле работать и не приму от вас милостыни.

– Конечно. О, на этот счет можете быть совершенно спокойны, дитя мое – я не так богат, чтобы подавать милостыню, да еще первому встречному.

– Вот и прекрасно, – сказал Жильбер, которому эта мизантропическая шутка пришлась по душе, а вовсе не обидела, как можно было бы ожидать, – такие речи мне очень нравятся! Я принимаю ваше предложение и благодарю вас от всей души.

– Так мы уговорились? Мы пойдем в Париж вместе?

– Да, сударь, если вам угодно.

– Разумеется, раз я предлагаю.

– Каковы будут мои обязанности?

– Никаких, кроме одной: хорошо работать. Вы сами будете следить за тем, сколько времени вам нужно работать. Вы имеете право быть молодым, счастливым, свободным; вы даже будете иметь право на безделье, если, конечно, заработаете отдых, – прибавил незнакомец, пытаясь скрыть улыбку.

Подняв глаза к небу, он со вздохом воскликнул:

– О молодость! О сила! О свобода! В его тонких чистых чертах промелькнула невыразимая грусть.

Он поднялся, оперевшись на палку.

– А теперь, – повеселев, заговорил он, – раз у вас есть рабств, не угодно ли будет вам помочь мне еще раз наполнить мою коробку? У меня при себе есть немного оберточной бумаги, вот мы и завернем в нее первый урожай. Да, вот еще что не хотите ли вы есть? У меня остался хлеб.

– Прибережем его на вечер, сударь.

– Тогда доешьте вишни, а то они будут нам мешать.

– На таких условиях я согласен. Позвольте мне понести вашу коробку: вам будет удобнее идти, а я привык ходить быстро и от вас не отстану.