Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2

Бывали часы, когда герцог де Ришелье, подобно состарившейся кокетке, мог принимать далеко не всех.

Камердинер доложил о приходе барона де Таверне.

Герцог, вероятно, собирался придумать какую-нибудь отговорку и перенести визит своего друга на другой день или хотя бы на другое время, однако едва дверь отворилась, как резвый старикашка влетел в комнату, на ходу небрежно сунул руку маршалу и плюхнулся в глубокое кресло, жалобно скрипнувшее не столько под его тяжестью, сколько от удара.

Ришелье наблюдал за другом, напоминавшим фантастического персонажа Гофмана. Он услышал скрип кресла, потом тяжелый вздох и обернулся к гостю.

– Ну, барон, что новенького? – спросил он. – Ты тосклив, как сама смерть.

– Тосклив!.. – повторил Таверне. – Тосклив…

– Черт побери! От радости, как мне кажется, так не Вздыхают.

Барон взглянул на маршала с таким видом, словно хотел сказать, что пока Рафте в спальне, объяснений по поводу его вздоха дать нельзя.

Рафте все понял не оборачиваясь, потому что он тоже, как и его хозяин, поглядывал иногда в зеркало.

А как только он понял, он сейчас же скромно удалился.

Барон проводил его взглядом, и едва дверь за ним затворилась, он продолжал:

– Тосклив – это не то слово, скажи лучше – обеспокоен, крайне обеспокоен.

– Ба!

– В самом деле! – вскричал Таверне, умоляюще сложив руки. – И не надо делать вид, что ты удивлен. Вот уж больше месяца ты водишь меня за нос отговорками:

«Я не видел короля» или «Король меня не заметил», или:

«Король на меня дуется». Тысяча чертей! Герцог! Так не отвечают старому другу. Месяц – ты только вдумайся! – это же целая вечность!

Ришелье пожал плечами.

– Что, черт возьми, ты хотел бы от меня услышать? – возразил он.

– Правду!

– Дьявольщина! Ведь я тебе уже сказал ее, черт подери! Я тебе на уши вешаю эту самую правду, да только ты не хочешь в нее поверить, вот что!

– Как? Ты хочешь, чтобы я поверил, что ты, герцог и пэр, маршал Франции, камергер, не видишься с королем, если каждое утро присутствуешь на церемонии одевания? Оставь эти шутки для других!

– Я уже говорил тебе и повторяю, это невероятно, но это правда – вот уже три недели я каждое утро являюсь к одеванию, я, герцог и пэр, маршал Франции, камергер!..

–..а король с тобой не разговаривает, – перебил его Таверне, – и ты не говоришь с королем? И ты хочешь, чтобы я поверил этому вранью?

– Дорогой мой барон! Ты становишься просто нахалом, мой нежный Друг! Ты пытаешься меня уличить, откровенно говоря, так, словно мы помолодели лет на сорок и можем вызвать друг друга на дуэль.

– Да ведь есть от чего взбеситься, герцог.

– Это другое дело, бесись, мой друг, я тоже вне себя.

– Ты?

– Да, и есть из-за чего. Я же тебе говорю, что с того самого дня король ни разу на меня не взглянул! Я тебе говорю, что его величество постоянно поворачивается ко мне спиной! Всякий раз, как я считаю своим долгом любезно ему улыбнуться, король в ответ строит мне отвратительную гримасу! Да я просто устал от насмешек в Версале! Что, по-твоему, я должен делать?

Таверне кусал ногти во время этой реплики маршала.

– Ничего не понимаю, – проговорил он наконец.

– Я тоже, барон.

– По правде говоря, можно подумать, что король забавляется при виде твоего беспокойства. В противном случае – Да, я тоже так думаю, барон…

– Ну, герцог, нам надо придумать, как выйти из этого затруднения; надо предпринять какой-нибудь ловкий маневр, чтобы все разъяснилось.

– Барон! – заметил Ришелье. – Иногда бывает небезопасно вызывать королей на объяснение.

– Ты полагаешь?

– Да. Хочешь, я буду с тобой откровенен?

– Говори.

– Знаешь, я кое-чего опасаюсь…

– Чего? – заносчиво спросил барон.

– Ну вот, ты уже сердишься.

– У меня есть для этого основания, как мне кажется.

– Тогда не будем об этом больше говорить.

– Напротив! Давай поговорим! Но сначала объяснись.

– Ты жить не можешь без объяснений! Это просто мания какая-то! Обрати на это внимание.

– Ты просто очарователен, герцог. Ты же сам видишь, что все наши планы повисли в воздухе, ты видишь, что все мои дела по необъяснимым причинам застопорились, и ты советуешь мне ждать!

– Что застопорилось? Ты о чем?

– Да все о том же, сам посуди.

– Ты имеешь в виду письмо?

– Да, о назначении моего сына.

– А-а, полковника?

– Хорош полковник!

– А что же?

– А то, что около месяца Филипп ожидает в Реймсе обещанного королем назначения, которое где-то застряло, а полк через два дня снимается.

– Чертовщина! Полк снимается?

– Да, его переводят в Страсбург. Таким образом, если через два дня Филипп не получит королевскую грамоту…

– Что тогда?

– Через два дня Филипп будет здесь.

– Да, понимаю: о нем забыли. Бедный мальчик! Так; всегда бывает в канцеляриях, учреждаемых таким кабине том министров, как у нас!.. Вот если бы премьер-министром был я, грамота уже была бы отправлена!

– Гм! – обронил Таверне.

– Что ты говоришь?

– Говорю, что не верю ни одному твоему слову.

– То есть, почему?

– Если бы ты был премьер-министром, ты послал бы Филиппа ко всем чертям.

– Ого!

– И его отца – туда же.

– Вот тебе раз!

– А его сестру еще подальше.

– С тобой приятно разговаривать. Таверне, ты очень умен. Впрочем, оставим это.