Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2

– Вот видите!

– Да, я принес хорошие, просто замечательные новости!

– Неужели? – небрежно бросила графиня.

– Какие же? – поинтересовался д'Эгийон.

– Зачем вы так торопитесь, герцог? – перебила его графиня. – Дайте же маршалу время что-нибудь придумать.

– Нет, черт меня побери! Я могу сообщить вам их теперь же. Они готовы и даже несколько устарели.

– Маршал! Если вы принесли старье.

– Ну знаете, графиня, хотите берите, хотите нет.

– Хорошо, возьмем, пожалуй.

– Кажется, король угодил в западню, графиня.

– В западню?

– Именно.

– В какую западню?

– В ту, что вы ему расставили.

– Я расставила западню королю? – переспросила графиня.

– Тысяча чертей! Вы не хуже меня это знаете.

– Нет, даю слово, мне ничего об этом не известно.

– Ax, графиня, как нелюбезно с вашей стороны так меня мистифицировать!

– Правда, маршал, я ничего не понимаю! умоляю вас, объясните, в чем дело!

– Да, дядюшка, объяснитесь, – поддакнул д'Эгийон, угадывавший некий злой умысел под двусмысленной улыбкой маршала, – ее сиятельство с нетерпением ждет ваших объяснений.

Старый герцог повернулся к племяннику.

– Было бы странно, черт побери, если бы ее сиятельство не посвятила вас в свою тайну, дорогой д'Эгийон. В таком случае, это было бы еще тоньше, чем я предполагал.

– Чтобы она меня посвятила?.. – переспросил д'Эгийон.

– Ну конечно! Поговорим начистоту, графиня. Да вы раскрыли хотя бы половину своих секретов, своих происков против его величества.., бедному герцогу, сыгравшему в них столь значительную роль!

Графиня Дю Барри покраснела. Было еще так рано, она не успела ни нарумяниться, ни налепить мушки; покраснеть ей было легко.

Однако это было опасно.

– Вы оба удивленно смотрите на меня своими прекрасными глазами, – продолжал Ришелье, – неужели я должен раскрывать вам ваши дела?

– Раскрывайте, раскрывайте! – в один голос воскликнули герцог и графиня.

– Благодаря своей необычайной проницательности король, должно быть, уже все разгадал и ужаснулся.

– Что он мог разгадать? – спросила графиня. – Ну же, маршал, я умираю от нетерпения!

– Ну, например, ваше взаимопонимание с моим присутствующим здесь племянником…

Д'Эгийон побледнел и, казалось, его взгляд говорил графине:

– Как видите, я не зря был уверен, что он задумал какую-то гадость!

Женщины в таких случаях бывают отважнее, гораздо отважнее мужчин. Графиня немедля бросилась в бой.

– Герцог! – начала она. – Я боюсь загадок, когда вы играете роль сфинкса, потому что тогда мне кажется, что я рано или поздно проиграю: успокойте меня, а если вы пошутили, то позвольте вам заметить, что это была глупая шутка.

– Глупая? Да что вы, графиня, напротив – великолепная! – вскричал Ришелье. – Не моя, а ваша, разумеется.

– Я не понимаю ни слова, маршал, – заметила Дю Барри, кусая губы и постукивая ножкой от нетерпения.

– Ну, ну, оставим в покое самолюбие, графиня, – продолжал Ришелье. – Итак, вы опасались, как бы король не увлекся мадмуазель де Таверне. О, не отрицайте, для меня это совершенно очевидно!

– Это правда, я этого и не скрываю.

– Ну, а испугавшись, вы вознамерились помешать, насколько это будет возможно, игре его величества.

– Я и этого не отрицаю. Что же дальше?

– Мы подходим к главному, графиня. Чтобы уколоть его величество, у которого довольно толстая кожа, нужна была довольно тонкая игла… Ха-ха-ха! Я и не заметил, до чего ужасная вышла игра слов4

. Понимаете?

И маршал рассмеялся или сделал вид, что смеется во все горло, чтобы в приступе веселости насладиться озабоченным видом своих жертв.

– Какую игру слов вы тут усматриваете, дядюшка? – спросил д'Эгийон, первым придя в себя и изображая наивность.

– Ты не понял? – удивился маршал. – Тем лучше! Шутка вышла отвратительная. Одним словом, я хотел сказать, что ее сиятельство, желая пробудить в короле ревность, выбрала для этого господина приятной наружности, неглупого, в общем – чудо природы.

– Кто это сказал? – вскричала графиня, разозлившись, как любой сильный мира сего, чувствующий свою неправоту.

– Все, графиня.

– Все – значит, никто, вы отлично это знаете, герцог.

– Напротив, ваше сиятельство: все – это тысяча человек в одном только Версале; это шестьсот человек в Париже; это двадцать пять миллионов во Франции! Заметьте, что я не принимаю во внимание Гаагу, Гамбург, Роттердам, Лондон, Берлин, где столько же газет, сколько в Париже мнений.

– И что говорят в Версале, в Париже, во Франции, в Гааге, в Гамбурге, в Роттердаме, в Лондоне, в Берлине?..

– Говорят, что вы – самая умная и очаровательная женщина в Европе; говорят, что благодаря гениальной стратегии, согласно которой вы стараетесь Выглядеть так, будто у вас есть любовник…

– Любовник! Какие же основания для такого нелепого обвинения, скажите на милость?