Читаем Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2 полностью

Человек лет тридцати, бледный, с нервным лицом, сидел за столом из того же красного дерева, что и переборки, и читал газету.

– Что вам угодно, сударь? – спросил он Жильбера. Жильбер знаком попросил отпустить юнгу, и тот ушел.

– Вы – капитан «Адониса», сударь? – спросил Жильбер.

– Да.

– Значит, эта бумага адресована вам? Он подал капитану записку от Бальзаме. Едва разглядев подпись, капитан поспешно встал и, приветливо улыбнувшись Жильберу, сказал:

– Вы тоже?.. Такой молодой? Прекрасно, прекрасно! Жильбер только поклонился в ответ.

– Куда вы направляетесь? – спросил капитан.

– В Америку.

– А когда?..

– Вместе с вами.

– Хорошо. Стало быть, через неделю.

– Чем я должен в это время заняться, капитан?

– У вас есть паспорт?

– Нет.

– Тогда погуляйте до вечера где-нибудь подальше от города, в Сент-Адрес, к примеру. Ни с кем ни о чем не говорите:

– Мне нужно чем-то питаться, а у меня кончились деньги.

– Поедите здесь сейчас, а вечером здесь же поужинаете.

– А потом?

– Когда мы отчалим, вас уже нельзя будет вернуть на землю. Вы спрячетесь здесь и до отплытия не будете высовывать нос… А когда мы выйдем в открытое море на двадцать миль, вы будете совершенно свободны.

– Отлично!

– Итак, постарайтесь закончить сегодня все свои дела.

– Мне нужно написать письмо.

– Пишите…

– Где?

– За этим столом… Вот вам перо, чернила и бумага. Почта находится в пригороде, юнга вас проводит.

– Спасибо, капитан.

Оставшись один, Жильбер написал короткое письмо и подписал его следующим образом:


«Мадмуазель Андре де Таверне, Париж, улица Кок-Эрон, 9, первые ворота со стороны улицы Платриер».


Он сунул письмо в карман, съел то, что капитан сам ему подал, и пошел следом за юнгой на почту, где и опустил письмо.

Весь день Жильбер любовался морем с высоты прибрежных скал.

С наступлением ночи он возвратился на корабль. Капитан поджидал его и провел на корабль.

Глава 46.

ПОСЛЕДНИЙ ПРИВЕТ ЖИЛЬБЕРА

Филипп провел ужасную ночь. Следы на снегу несомненно свидетельствовали о том, что кто-то проник в дом с целью похитить ребенка. Но на кого можно подумать? Ничто не подтверждало его подозрений.

Филипп так хорошо знал своего отца, что не мог и подумать о его причастности к этому преступлению. Барон де Таверне считал отцом ребенка Людовика XV; он, должно быть, очень дорожил этим живым доказательством неверности короля графине Дю Барри. Кроме того, барон, наверное, полагал, что рано или поздно Андре снова окажется в милости и уж тогда много будет готова отдать за основное средство своей будущей удачи при дворе.

Эти размышления Филиппа об отцовском характере, основанные на недавних впечатлениях, немного утешили его: он решил, что ребенка нетрудно получить обратно, если знаешь, кто его похитил.

Филипп дождался восьми часов. Пришел доктор Луи. Выведя доктора за ворота, он на ходу поведал ему об ужасном ночном происшествии.

Доктор всегда был готов дать хороший совет. Он осмотрел следы в саду и в конце концов пришел к заключению, что Филипп прав.

– Я довольно хорошо знаю барона, – заметил он, – я не думаю, что он на это способен. Однако дело может так обернуться, что он похитил ребенка отнюдь не ради минутного интереса.

– Какой же у него мог быть в этом интерес, доктор?

– Он мог это сделать, руководствуясь интересами настоящего отца ребенка.

– Мне тоже приходила в голову эта мысль! – вскричал Филипп. – Но ведь это ничтожество и себя не умеет прокормить. Это безумец, восторженный юнец, который, к тому же» находится сейчас в бегах, боясь моей тени…

Не надо ошибаться на его счет, доктор: этот презренный совершил случайное преступление. Однако теперь, когда в моей душе улегся гнев, – хотя я, разумеется, по-прежнему ненавижу этого преступника! – мне кажется, я постарался бы избежать с ним встречи, чтобы не убивать его. Я верю, что он должен испытывать мучительные угрызения совести, которые и послужат ему наказанием. Думаю, что голод и бродяжничество отомстят ему за меня не хуже моей шпаги.

– Не будем больше об этом говорить, – предложил доктор.

– Дорогой друг! Я хочу вас попросить вот о чем: надо прежде всего успокоить Андре, а для этого придется солгать. Скажите ей, что вы вчера были обеспокоены состоянием здоровья малыша и зашли за ним ночью, чтобы отнести его к кормилице. Это первое, что мне пришло в голову, когда я утешал Андре.

– Хорошо, скажу. А вы намерены заняться поисками ребенка?

– У меня есть надежда его разыскать. Я решился покинуть Францию. Андре поступит в монастырь Сен-Дени, а я отправлюсь к барону де Таверне. Я заявлю ему, что мне все известно. Я заставлю его сказать, где спрятан ребенок. Если он будет сопротивляться, я пригрожу ему публичным разоблачением и вмешательством ее высочества.

– А что вы будете делать с ребенком, если ваша сестра окажется в монастыре?

– Я оставлю его у кормилицы, которую вы мне порекомендуете… Потом помещу его в коллеж, а когда он вырастет, возьму его к себе, если буду к тому времени жив.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза