Итак, он предложил руку Андре, она коснулась горячими пальчиками перчатки короля, и они вдвоем отправились к павильону, где, как доложили королю, он должен был найти ее высочество в обществе архитектора и главного садовника.
Читатель может быть совершенно уверен, что Людовик XV, не любивший пеших прогулок, выбрал на сей раз самую длинную дорогу, ведя Андре в Малый Трианон. Оба офицера, сопровождавшие на некотором расстоянии его величество, заметили ошибку короля и очень огорчились, так как были легко одеты, а на улице становилось свежо.
Король и мадмуазель де Таверне пришли поздно и не застали ее высочество там, где надеялись ее найти. Мария-Антуанетта незадолго перед их приходом ушла, не желая заставлять ждать дофина, любившего ужинать между шестью и семью часами.
Ее высочество пришла ровно в шесть. До крайности пунктуальный дофин уже стоял на пороге столовой, собираясь войти, как только появится метрдотель. Ее высочество сбросила накидку на руки одной из камеристок, подошла к дофину и, весело подхватив его под руку, увлекла в столовую.
Стол был накрыт для двух прославленных амфитрионов.
Каждый из них сидел посредине, оставляя свободным почетное место во главе стола. Принимая во внимание то обстоятельство, что король любил появляться неожиданно, это место не занимали с некоторых пор даже тогда, когда было много гостей. На этом почетном краю стола прибор короля занимал значительное место; метрдотель, не рассчитывавший на появление именитого гостя, подавал с этой стороны.
За стулом дофина, на достаточном от него расстоянии для того, чтобы могли проходить лакеи, герцогиня де Ноай держалась прямо, хотя и изобразила на своем лице любезность по случаю ужина.
Рядом с герцогиней де Ноай находились другие дамы, которым их положение при дворе вменяло в обязанность или в виде особой милости разрешалось присутствовать на ужине их высочеств.
Три раза в неделю герцогиня де Ноай ужинала за одним столом с их высочествами. Однако в те дни, когда она не ужинала, она ни в коем случае не упускала возможности просто присутствовать на ужине. Кстати, это был способ протеста против исключения четырех дней из семи.
Напротив герцогини де Ноай, прозванной ее высочеством «госпожой Этикет», на таком же возвышении находился герцог де Ришелье.
Он тоже очень строго придерживался правил приличия, вот только его этикет оставался невидимым для глаз, потому что был надежно спрятан под изысканной элегантностью, а иногда и под самым утонченным зубоскальством.
В результате этого противостояния главного камергера и первой фрейлины ее высочества разговор, постоянно обрываемый первой фрейлиной ее высочества герцогиней де Ноай, неизменно возобновлялся главным камергером герцогом де Ришелье.
Маршал много путешествовал, побывал при всех королевских дворах Европы, отовсюду перенимал тон, соответствовавший его темпераменту, знал все анекдоты и потому, обладая редкостным тактом и будучи знатоком правил приличия, безошибочно определял, какие из них можно рассказать за столом юных инфантов, а какие – в тесном кругу у графини Дю Барри.
В этот вечер он заметил, что ее высочество ест с большим аппетитом, да и дофин ей не уступает. Он предположил, что они вряд ли будут способны поддержать беседу и что ему придется заставить герцогиню де Ноай пройти через часовое чистилище.
Он заговорил о философии и театре: это были две темы, ненавистные почтенной герцогине.
Он пересказал последние каламбуры фернейского философа, как с некоторых пор называли автора «Генриады». Увидев, что герцогиня изнемогает, он стал во всех подробностях рассказывать, с каким трудом ему удалось заставить хорошо играть актрис королевского театра, что входило в обязанности главного камергера.
Ее высочество интересовалась искусствами, особенно театром, самолично подбирала костюм Клитемнестры для мадмуазель Ранкур, поэтому она слушала Ришелье не просто благосклонно, но с большим удовольствием.
Бедная фрейлина вопреки этикету стала ерзать на своем возвышении, громко сморкалась и осуждающе качала головой, не замечая облаков пудры, окутывавших ее голову при каждом движении, подобно снежному облаку, обволакивающему вершину Монблана при каждом порыве ветра.
Но развлекать только ее высочество было недостаточно, надо было еще понравиться дофину. Ришелье оставил в покое театр, к которому наследник французской короны никогда не выказывал особого пристрастия, и заговорил о философии. Он с такою же горячностью стал поддерживать англичан, с какой Руссо говорил об Эдуарде Бомстоне.
А герцогиня де Ноай ненавидела англичан так же яростно, как и философов.
Свежая мысль была для нее утомительной, усталость проникла во все поры ее существа. Г-жа Де Ноай чувствовала, что создана консерватором, она готова была выть от новых мыслей, как воют собаки при виде людей в масках.
Ришелье, ведя эту игру, убивал двух зайцев: он мучил г-жу Этикет, что доставляло видимое удовольствие ее высочеству, и то тут, то там вставлял добродетельные афоризмы или подсказывал математические аксиомы его высочеству, любителю точных формулировок.