Приняв такое решение, Жильбер устремился в гостиную. Однако едва он занес ногу над порогом, как почувствовал, что чья-то рука, словно вынырнув из темноты, крепко ухватила его за плечо.
Жильбер в ужасе повернул голову, сердце екнуло у него в груди.
— А, попался, бесстыдник! — прошипел ему на ухо сердитый голос. — Попробуй теперь сказать, что не бегаешь к ней на свидания, попробуй только сказать, что не любишь ее…
У Жильбера не было сил пошевелить рукой, чтобы высвободиться.
Однако его держали не настолько крепко, чтобы он не мог вырваться. Его держала всего лишь девичья рука. Жильбера взяла в плен Николь Леге.
— Что вам от меня нужно? — нетерпеливо прошептал он.
— А ты, может, хочешь, чтоб я всем сказала, на что это похоже? — громко заговорила она.
— Нет, нет, напротив, — процедил Жильбер сквозь зубы. — Я хочу, чтобы ты немедленно замолчала, — сказал он, увлекая Николь в переднюю.
— Ну что ж, ступай за мной.
Жильберу этого только и было нужно: следуя за Николь, он удалялся от Андре.
— Хорошо, идемте, — согласился Жильбер.
Он пошел за ней следом. Она вышла во двор, хлопнув дверью.
— А как же мадемуазель? — спросил он. — Она, верно, будет вас звать, чтобы вы помогли ей раздеться, когда она пойдет к себе в комнату? А вас не будет на месте…
— Вы ошибаетесь, если думаете, что меня сейчас это волнует. Что мне до того, будет она меня звать или нет? Я должна с вами поговорить.
— Мы могли бы, Николь, отложить этот разговор до завтра: вы не хуже меня знаете, что мадемуазель может рассердиться…
— Да я сама посоветовала ей быть строгой, особенно со мной!
— Николь! Я вам обещаю, что завтра…
— Он обещает!.. Знаю я твои обещания, так я тебе и поверила! Не ты ли обещал ждать меня сегодня в шесть около Мезон-Ружа? И где ты был в это время, а? Совсем в другой стороне, потому что именно ты привел в дом незнакомца. Я твоим обещаниям теперь так же верю, как священнику монастыря Благовещения: он давал клятву сохранять тайну исповеди, а сам бежал докладывать о наших грехах настоятельнице.
— Николь! Подумайте о том, что вас прогонят, если заметят…
— А вас не прогонят, поклонник госпожи? Уж барон если вспылит…
— У него нет никаких оснований меня прогонять, — пытался возражать Жильбер.
— Ах вот как? Он, что же, сам поручил вам ухаживать за своей дочерью? Неужели он до такой степени философ?
Жильбер мог бы сейчас же доказать Николь, что если он и виноват в том, что был в доме в столь поздний час, то уж Андре-то ни при чем. Ему стоило лишь пересказать то, чему он явился свидетелем. Конечно, это могло показаться невероятным. Но благодаря тому, что женщины обычно друг о друге бывают нелестного мнения, Николь, несомненно, поверила бы ему. Он уже приготовился к возражению, но тут другое, более серьезное соображение, чем ревность Николь, остановило его. Тайна Андре была из тех, что бывают выгодны мужчине, независимо от того, захочет он любви за свое молчание или чего-нибудь более осязаемого.
Жильбер жаждал любви. Он сообразил, что гнев Николь — ничто по сравнению с его желанием обладать Андре. Выбор был сделан: умолчать о необычном приключении той ночи.
— Раз вы настаиваете, давайте объяснимся, — предложил он.
— О, это много времени не займет! — вскричала Николь; она была по своему характеру полной противоположностью Жильберу и совсем не умела владеть своими чувствами. — Ты прав, здесь, в цветнике, неудобно разговаривать, идем ко мне.
— В вашу комнату? — испугался Жильбер. — Это невозможно!
— Почему?
— Нас могут застать вдвоем.
— Пойдем же! — презрительно усмехнувшись, продолжала настаивать она. — Кто нас может застать? Мадемуазель? В самом деле, как она может не ревновать такого красавца! Тем хуже для нее: я не боюсь тех, чья тайна мне известна. Ах, мадемуазель Андре ревнует Николь! Я не смею и мечтать о такой чести!
Ее принужденный громкий смех заставил его вздрогнуть сильнее, чем если бы он услышал брань или угрозу.
— Я боюсь не мадемуазель, Николь, я опасаюсь за вас.
— Да, правда, вы ведь любите повторять, что там, где нет скандала, нет и греха. Философы иногда бывают похожи на иезуитов: вот монастырский священник тоже так говорил, он мне это сказал раньше вас. Так вы потому и бегаете к госпоже на свидания по ночам? Ладно, ладно, довольно болтать, пойдем ко мне! Я хочу этого!
— Николь! — проговорил Жильбер, скрипнув зубами.
— Ну что?
— Замолчи!
Он сделал угрожающий жест.
— Да я не боюсь! Вы меня однажды уже побили, правда, тогда из ревности. Да, тогда вы меня любили… Это было неделю спустя после нашей первой ночи любви. Тогда я вам позволила поднять на меня руку. Теперь этому не бывать! Ведь вы не любите меня, теперь настал мой черед ревновать.
— Что же ты собираешься делать? — спросил Жильбер, схватив ее за руку.
— Я сейчас так закричу, что мадемуазель прибежит и спросит вас, по какому праву вы собираетесь отдать Николь то, что должны теперь только ей. Пустите меня, честью вас прошу.
Жильбер выпустил руку Николь.
Подняв лестницу, он осторожно подтащил ее к флигелю и приставил к окну Николь.