Дзюсан. Академия-фантом

Так вот, братство. Очень скоро все мои бывшие товарищи оказались в руках Дикрайна. Энергия, что он боготворил, требовала крови, он называл это жертвами во имя науки, однако не мог чувствовать того же, что и я. Хотя даже вас это чувство не миновало, я прав? Остров проклят, даже если никто из нас всерьез не верит в проклятия. И братства постепенно не стало. Тот, кто называл себя последним из братства, ошибался. Последний – я. Точнее, с момента, как автор тех дневников испустил дух, я принял на себя новую ношу. Я стал орудием возмездия. Колесо судьбы начало раскручиваться назад.

Я циничен и жесток? Не спорю, но запомните, будь у меня второй шанс, я лишь сгладил бы детали, но не отказался от своей мести. Вы рано или поздно смиритесь с этим, а прощения вашего мне не нужно, сам себя я все равно никогда не прощу, чего и вам не советую. Чудовища существуют для того, чтобы их ненавидели. Ненавидите меня, достаточно того, что я вызываю у кого-то чувства. Ведь все в итоге закончилось хорошо, да?

Знаете, Генри, я люблю, когда все заканчивается хорошо».

Генри тяжело вздохнул и убрал письмо обратно в конверт. Сколько бы раз его не перечитывал, все равно было мучительно больно от собственной слабости. Ему казалось, он будет способен ненавидеть Дайске за все то зло, что он успел причинить, но так и не смог. Чего стоили его собственные беды по сравнению с тем, что пришлось пережить маленькому мальчику, не способному побороть в себе чудовище? Как бы ни было сложно признавать, именно теперь Генри сумел понять смысл сказанных Дикрайном слов.

Электронное табло на стене показывало время до объявления посадки – чуть меньше часа. Чай в картонном стаканчике давно остыл, но Генри так к нему и не притронулся. От волнения вспотели ладони, и на белой глянцевой поверхности стола высилась гора мятых салфеток. Макалистер ждал. Сам не до конца понимал, чего именно, но продолжал ждать.

После закрытия Академии, всех перевезли в Токио. Генри задержался, чтобы вместе с Руми дать последние показания и проводить детей, за которыми еще не приехали родственники. Сората обосновался в частной клинике, проходя дополнительное лечение, и тоже покидать столицу не спешил.

– Хочет добиться разрешения на захоронение Сакураи в Киото и ищет ее родственников, – при случае поделилась информацией Руми, – но у бедняжки, походу, совсем никого не осталось.

За время пребывания в Токио они виделись от силы несколько раз, и Сората неизменно оставался холоден и безучастен. Иногда у Генри чесались руки, хотелось съездить по его унылой физиономии, но здравый смысл подсказывал, что это ни к чему не приведет. Они не разговаривали. Перебросились парой ничего не значащих слов, только и всего, а хотелось поговорить, обсудить все, что произошло и что ждет их в будущем. Но Сората отдалялся, избегал его, и Генри поклялся самому себе, что сумеет это вынести, как бы тяжело ни было.

Но не попрощаться не мог. Именно поэтому согласился принять помощь Руми и теперь с надеждой ожидал, что сможет хотя бы посмотреть на него, ведь их встреча должна стать последней.

Сердце замерло, когда из-за колонны показалась Асикага, а спустя секунду и по-мальчишески тонкая фигурка Кимуры. «Снова похудел», подумал Генри. Обрезанные волосы, приведенные в порядок талантливым парикмахером, делали его совсем похожим на подростка. Даже с расстояния виднелись темные круги под глазами и равнодушный взгляд, словно Сората был где-то далеко, а не здесь, в маленькой кофейне при аэропорте. Таким он запомнился Генри в их первую встречу. Чужим.

– Мы принесем кофе, – без приветствия выпалила Асикага и подхватила под локоть ошарашенного Масамуне, которого Генри не заметил сразу. Сората замер, взялся тонкими бледными пальцами за спинку стула, такого же белоснежного, как и стол.

– Присядешь?