Е…

Каслмоулд сложил руки на впалой груди и медленно кивнул.

— Ммм. Что ж, молодой человек, я вам верю, — сказал он. — Такое возможно. Я допускаю подобную вероятность. Историки рассказывают нам о таких периодах, когда, гм… средства жизнеобеспечения принимались орально.

— Я рад, что хоть кто-то понимает, — сказал Уэйд. — Но мне бы хотелось, чтобы вы разъяснили мне здешнюю ситуацию с едой.

Верховный комиссар чуть вздрогнул при этом слове. Уэйд снова посмотрел озадаченно.

— Неужели возможно, — произнес он, — чтобы слово… «еда»… сделалось неприличным?

При повторе этого слова в мозгу Каслмоулда как будто что-то щелкнуло. Он подался вперед и с горящим взором приподнял кусок ткани. Он, кажется, упивался видом фляжки, коробки, жестяной банки. Язык облизывал пересохшие губы. Уэйд смотрел во все глаза. В нем поднималось чувство, близкое к омерзению.

Пожилой человек провел дрожащей рукой по коробке с печеньем, словно это была ножка танцовщицы. Воздух клокотал в его легких.

— Еда. — Он выдохнул слово с плохо скрытым сладострастием.

После чего поспешно накинул тряпку обратно, очевидно пресытившись сводящим с ума зрелищем. Блестящие старческие глаза уставились в глаза профессора Уэйда. Уэйд осторожно втянул в себя воздух.

— Е… ладно, — произнес он.

Уэйд откинулся на спинку кресла, начиная ощущать, как жар смущения заливает все тело. Он помотал головой и поморщился при этой мысли.

— Поразительно, — пробормотал он.

Он опустил голову, чтобы укрыться от взгляда пожилого полицейского. Затем, подняв глаза, он увидел, что Каслмоулд снова подглядывает под покрывало с волнением подростка, впервые попавшего в стрип-бар.

— Господин комиссар.

Похожий на крысу старик дернулся в кресле, углы рта растянулись, от испуга он с шумом втянул в себя воздух. Он силился взять себя в руки.

— Да, да, — произнес он, с трудом сглатывая комок в горле.

Уэйд поднялся. Он снял тряпку и расстелил на столе. Потом сложил предметы посередине и завязал углы. Пододвинул узелок к себе.

— Я не хочу осквернять ваше общество, — сказал он. — Будем считать, что я уже узнал о вашей эпохе все, что хотел, и теперь я отправляюсь обратно и забираю свою… забираю это с собой.

Страх исказил худое лицо комиссара.

— Нет! — выкрикнул Каслмоулд.

Уэйд посмотрел на него с подозрением. Верховный комиссар взял себя в руки.

— Я хочу сказать, — зарделся он, — нет нужды уезжать так быстро. В конечном счете…

Он взмахнул худосочными руками в непривычном жесте.

— Будьте моим гостем. Давайте пойдем ко мне и…

Он шумно откашлялся. Встал и поспешно обошел вокруг стола. Похлопал Уэйда по плечу, и его рот растянулся в ухмылку гостеприимного шакала.

— Вы сможете почерпнуть всю необходимую информацию из моей библиотеки, — сказал он.

Уэйд ничего не отвечал. Пожилой полицейский виновато огляделся.

— Но только… э-э… не стоит оставлять здесь этот узелок, — сказал он. — Лучше забрать его с собой.

Он заговорщически захихикал. Уэйд глядел с еще большим подозрением. Каслмоулд заговорил жестче.

— Не хотел об этом говорить, — произнес он, — но нижним чинам доверять нельзя. Все отделение могут охватить беспорядки. Вот из-за этого, как вы понимаете.

Он подчеркнуто беспечно взглянул на узелок. Он втянул в плечи тощую шею, выказывая искреннюю озабоченность.

— Никогда не знаешь, что может произойти, — продолжал он. — У некоторых людей нет никаких принципов, знаете ли.

Он произнес это так, словно подобная чудовищная мысль только сию секунду непрошено явилась в его незамутненный разум.

Он двинулся к двери, избегая дискуссии. Взявшись за ручку, развернулся.

— Подождите здесь, — велел он, — я подпишу ваше освобождение.

— Но…

— Не стоит благодарности, — произнес Каслмоулд, поспешно выскакивая в коридор.

Профессор Уэйд покачал головой. Затем сунул руку в карман пальто и вынул плитку шоколада.

— Лучше как следует припрятать ее, — сказал он самому себе, — а не то меня отправят на костер.

Когда они вошли в прихожую его дома, Каслмоулд произнес:

— Давайте я возьму сверток. Положим его ко мне в стол.

— Мне кажется, не стоит, — возразил Уэйд, удерживаясь от желания громко рассмеяться прямо в горящее страстью лицо верховного комиссара. — Это может оказаться слишком сильным… искушением.

— Для кого, для меня? — воскликнул Каслмоулд. — Ха-ха, как смешно.

Он стоял, держась за сверток профессора, губы его оскорбленно надулись.

— Вот что я вам предлагаю. — Он с жаром принялся торговаться. — Мы идем ко мне в кабинет, и я сторожу ваш сверток, пока вы делаете выписки из моих книг. Как насчет такого уговора?

Уэйд прошел вслед за прихрамывающим полицейским в кабинет с высоким потолком. Все происходящее по-прежнему казалось ему абсурдом. Еда. Он мысленно попробовал слово на вкус. Самое обычное, безобидное слово. Однако, как и любое другое слово, оно приобретает именно то значение, какое в него вкладывают люди.

Он заметил, как перевитые венами руки Каслмоулда ласкают узелок, заметил его бегающий взгляд и алчное выражение, исказившее это старческое лицо. Он задумался, можно ли оставить… Улыбнулся собственным сомнениям. Вот, уже и его проняло.

Они пошли по широкому ковру.