E-mail: белая@одинокая

Вы с Резиновым Клювиком стоите на вершине действующего вулкана. Кипящая лава бурлит у вас под ногами. Сатана должен столкнуть вниз одного из вас. Делайте выбор, кто это будет — вы или она? Если она — ваша жизнь спасена, но это будет жизнь без нее. Если вы жертвуете собой, то умрете мучительной медленной смертью. Это и есть любовь. Подумайте об этом. ТБ.

Кому: [e-mail]

От кого: [e-mail]

Тема: Кипящая раскаленная лава

Дорогая ТБ,

я знал, что вы мне поможете. После целой ночи кошмаров про раскаленную лаву в жерле вулкана я решил, что пусть Сатана сталкивает туда ее. Понять это было для меня большим облегчением, и я даже не могу выразить вам степень моей признательности. Хотя вы недавно и упрекнули меня в том, что я типичный мужчина и ничего не принимаю всерьез, но когда я читаю ваши письма, мне кажется, что вы знаете меня гораздо лучше, чем Резиновый Клювик. ПД.

Кому: [e-mail]

От кого: [e-mail]

Тема

: Рассекреченные материалы

Дорогой Пьер,

помню, когда я открывала этот канал, у меня была мысль назвать его «Рассекреченные материалы». Но мне кажется, что довольно уже говорить нам о своих секретах. Я серьезно. ТБ.

И почему я ему это заявила? Совсем не потому, что находила неправильным обсуждать любовь с незнакомцем. В сущности, переписка с Пьером помогла мне больше, чем целый год терапевтических стенаний в жилетку Хилари. Скорее я не могла больше слышать о его бывшей подружке. Вот и все.

И я, конечно, не скажу этого Пьеру Дюбуа и через миллион лет, но для меня переписка с ним — что-то вроде теста на любовь. Как такое возможно? Я ведь совсем его не знаю.

Я сдалась и позвонила Хилари. Каким-то чудом она не раскрашивала потолок на кухне Натали, а сидела дома — и вполне в телефонном настроении.

— Я так и знала, что это случится, — сказала она.

— Что именно?

— Какой-нибудь лапусик из Интернета. Я знала, что это произойдет.

— Лапусик — это что, так Натали говорит?

— Не будь сукой, Вик. Ну да, говорит.

— Думаешь, я дурю себе голову?

— Вполне возможно. Он прислал фотографию?

Ну как объяснить, что просить фотографию — или посылать свою — означает все испортить? Я бы чувствовала себя как в шоу «Любовь с первого взгляда» или «Первое свидание», и все превратилось бы в какую-то мясную лавку.

— Я не хочу знать, как он выглядит.

— Ой да брось ты.

— Я представляю, какой он, и этого достаточно. Как бы он ни выглядел — вряд ли это намного отличается от того, что я вообразила.

— И какой он? — поинтересовалась Хилари.

— Не знаю. Наверное, высокий. Симпатичный.

— Господи, Вик. Ты бы поосторожнее.

— Это почему? — вспылила я.

— Ладно, я же не давлю. Просто не знаю, насколько все серьезно.

— Я ревную к его бывшей, так, немножко. А это ведь первый признак, верно? Она вздохнула.

— А ты уверена, что не влюбилась в саму идею любви?

Черт бы ее побрал, телепатку библиотечную.

— Нет, не думаю. Он нравится мне, а я нравлюсь ему.

— Допустим, но после Дэна у тебя был Лайм, и теперь опять получается шило на мыло. Может, найдешь время для себя самой?

— Но я не хочу быть одна!

— А почему, собственно? Домой приходишь когда хочешь, встаешь когда хочешь, хлопья можно есть прямо из коробки…

— Заткнись! — не выдержала я. — Никогда в такое не верила. И вообще…

— Что «вообще»?

— Не могу я с тобой говорить.

— Это потому, что у меня кто-то есть? — спросила Хилари.

— Если хочешь, да.

Она вздохнула снова, как и положено многострадальному другу, в какого я ее превратила.

— Если бы это я была одна, наверное, сказала бы тебе то же самое.

— Знаю.

— Извиниться не хочешь?

— Да, пожалуй. Извини.

Но я постаралась, чтобы у меня получилось «и-ни-ни» — как в таких случаях говорит Хилари.

Глава двадцать пятая

Когда я была маленькой, среди любимых маминых телепередач числилось «Шоу Мэри Тайлер Мор». Возможно, это потому, что она подумывала о разводе, и вид счастливой одинокой женщины в коротких брючках и беретке порождал у мамы фантазии о собственном избавлении.

Где-то на третьем показе эта передача добралась до Сиднея. Помню, как я, печальная десятилетняя девочка в вельветовых джинсах и белой кружевной блузке, еще думала тогда, что гардероб Мэри — это все-таки слишком. Как она ухитрялась нравиться мужчинам со своими пончо и помадой цвета розового дерьма? А вот мама на нее едва ли не молилась.

У Мэри Тайлер Мор была сногсшибательная квартира, прекрасная работа, подружка Рода, намного толще ее (что Мэри несомненно улучшало настроение), и даже начальник ее любил. А моя мама, жена чувствительной подколодной крысы, смотрела на все это и думала: «Да-а». Уже в десятилетнем возрасте я прикидывала где-то на уровне подсознания, каково это. Одинокая жизнь. Так здорово, что хочется припустить по улицам Миннеаполиса, подбрасывая в воздух шляпу.