— Литта Виран, — дворецкий поклонился. Внучку литты Яны он знал, уважал и рад был видеть в любое время.
Да и Евгений с ней дружил, кстати. Эх, и что ему не жилось спокойно? Такая партия пропадает! Пропадала, вышла себе Фелиция замуж, и счастлива, а мог бы и хозяин на ней жениться. Тогда бы в доме вот это, бледное, и не завелось.
— Тилл Петер, скажите, кто может открыть для Марины алтарный зал рода Отт?
Ответ Петер отлично знал.
— Только муж, литта. Или глава рода, когда вернется.
Фелиция сдвинула брови.
— Мы с литтом Алексисом обследовали литту Марину. Поймите меня правильно, Петер, я не хочу подвергать сомнению ваши слова, но надо что-то делать. Марина носит ребенка — аристократа, это очень сильный ребенок, а она его может просто не выносить до конца. А если это ребенок Евгения? Малышу придется погибнуть из-за всяких глупостей? Я не согласна!
Аргумент получился серьезным.
— Что вы предлагаете, литта?
— Может быть, возможно как-то устроить литту хотя бы на пару часов в день, рядом с алтарным залом? Для алтаря этого достаточно, он сможет подпитывать ребенка, а литта будет себя лучше чувствовать.
Петер задумался.
Ох, с каким бы удовольствием он выкинул гадкую девицу из дома! Но — нельзя. Распоряжение его величества. Кто ее знает, от кого Марина носит ребенка, но это все равно Отт. Просто неясно, из какой ветки.
И хозяин пропал…
— Я могу приказать поставить диванчик неподалеку от алтарного зала. Буквально в соседней комнате. Будет ли этого достаточно?
— Вполне, — кивнула Фелиция. — Марина, вам надо будет проводить там не менее двух — трех часов.
— Я буду проводить.
— Вот и замечательно. У вас есть знакомая сиделка?
— Нет…
— Тогда я распоряжусь, и сиделку пришлют из госпиталя. Она опытная и умная, она справится с вашим сложным положением, она такое уже видела.
— А сколько это будет стоить?
— Литта Яна Рейнард уже все оплатила, — Фелиция не лгала. Бабушка и правда распорядилась, если что понадобится, сделать. Не такая уж большая сумма для Яны Рейнард — оплата услуг сиделки. А вот для Марины это серьезное благодеяние. Может и ей жизнь спасти, и ребенку, это же беременность, всякое случается.
— Благодарю вас, — Марина и не подумала отказываться. А почему нет?
С ее точки зрения, все были ОБЯЗАНЫ о ней заботиться. Все нормально.
Фелиция набрала воздуха в грудь.
— Марина, у меня для вас есть плохая новость.
— К-какая?
— Ваша бабушка. Она умерла.
Вот как такое скажешь человеку? Тем более, вежливо и аккуратно? Это как мягко стукнуть кирпичом по голове, не иначе.
— Б-бабушка?!
Марина ушла в глубокий обморок.
Алексис печально вздохнул, и потянул из саквояжа нюхательную соль. Придется привести девчонку в чувство и посидеть с ней. Хотя бы пару часов.
Правда, пары часов не получилось. Задержаться пришлось до поздней ночи, уже и Маркус успел явиться, и сиделка давно расположилась в отведенных ей покоях, и даже тилл Петер отчитался об установке диванчика в нужном месте…
Марина рыдала, билась в истерике, кричала, звала бабушку, пыталась подняться с кровати и пойти… куда?
К бабушке, конечно.
А толку?
Фелиция удерживала ее, объясняя, что нельзя, что если она встанет, ей будет плохо, что из поместья ей и вообще дороги нет, если она от алтаря отойдет, ей же хуже будет!
Бесполезно!
Марина рыдала до ночи, и потом рыдала бы, но Алексис плюнул на все, да и подлил ей сонного зелья. Вредно для ребенка?
Ну уж, как получилось. Мать в истерике для малыша еще вреднее будет.
И только поздно ночью, когда они ехали домой, Алексис заговорил:
— Фели, ну это — жуть!
— Определенно. Знаешь, и жалко ее, и стукнуть хочется…
— Ладно уж тебе, девчонка просто маленькая еще…
— Девчонка маленькая, а эгоизм огромный. Ты ее крики слышал? Ей не бабушку жалко было! Она спросила, что с той случилось?
— Эммм… нет!
— Вот! Ее не бабушка волновала, а то, что она одна осталась! Понимаешь?
— Ну… маленькая ведь еще, глупая…
Фелиция покачала головой. Она отлично помнила, как четырех лет от роду утешала мать. С отцом случилась беда, лекари опасались за его жизнь… Фели тогда и решила стать лекарем. Чтобы точно-точно помогать в таких случаях!
Но это БЫЛО! И Фели понимала, что матери плохо, что бабушке плохо, что мама младшего братика ждет, что о ней позаботиться надо… все у них хорошо получилось, отца спасли, и родители вместе счастливы, но Фели помнила. Она думала не о себе, а о матери и брате, о бабушке и дедушке, которым тоже плохо будет… вот сначала бы их вытащить, а потом и сама Фелиция справится.
А Марина — только о себе.
Не — что с бабушкой, что с похоронами, что я могу сделать, нет! Вместо этого рефреном звучит: ах, я бедная, несчастная, осталась одна, что мне теперь делать…
Про литту Яну вообще никаких вопросов. Хотя бабушка сама едва не померла от такого афронта, а об этой дурище подумала! Вот ведь… заразочка!
Фелиция определенно не одобрила Марину. Но если Алексис не об этом, то о чем?
— Я о спектре. Ты знаешь, я лекарь не из худших…
А если по правде — то и из лучших!
— Алексис, не прибедняйся. Что ты хочешь мне сказать?