Edamastra (СИ)

  Покачивая огромной секирой, роняя каменные осколки на равнину, к армии эделе размашисто шагал великан - колоссальный, по росту превосходящий вышеупомянутый склон. А за ним шагал еще один, и еще, и еще...

  - К лодкам! - приказал господин Кьян, указывая на песчаный берег - там, у наспех сколоченных пирсов, зависли над пустотой крохотные по сравнению с горными жителями деревянные посудины. - Возвращаемся на корабли!

  "Не успеют", - подумал Уильям, не сходя с места. Эс, Гертруда и Габриэль тоже были неподвижны.

  Великан ударил секирой по дозорной башне - вероятно, ему чем-то не понравились арбалетчики и патрульные, торопливо сбегавшие по лестницам. Его товарищи, походя развалив городскую стену, бросились бежать - один давил отступающих эделе, другой прыгнул - и тяжело рухнул на лодки и пирсы, а над ним вспыхнула такая туча брызг, что кого-то излишне ретивого смыло в море, и выплыть он не сумел.

  Это была уже не война - это была азартная односторонняя охота.

  Четвертый великан, тот, что замыкал нестройную компанию, двинулся к парусникам, злобно сжимая кулаки. Море едва дотягивалось до его колена, и корабли казались игрушечными. Чем-то раздраженное дитя гор схватило их неуклюжими пальцами, разломало надвое чудесный "Maledar", а его младших сородичей отшвырнуло прочь, будто мусор. Деревянные щепки изранили его желтоватую плоть, и великан возмущенно завыл - распахнутый рот исторгал из себя тягучее обиженное "О-о-о-о-о!".

  - Так ведь они же меррртвые, - неожиданно удивился Эс.

  Габриэль встрепенулся:

  - Да? А я полагал, они ради статуса воняют - великаны же...

  Гертруда неуверенно рассмеялась.

  Уильям напряженно присматривался - но равнина была безлюдна. Тряслась высохшая трава, обросшая доспехом из инея, подпрыгивали земляные комья, повсюду пестрели невероятно большие следы, у склона Альдамаса мучительно плакало разбитое дерево - юноша не слышал его жалоб ушами, но в душе знал, что они звенят и катятся по Этвизе, сетуя на судьбу.

  - Где же ты... - шептал юноша, левой рукой зажимая плечо - по ощущениям, оно должно было вот-вот отвалиться. - Где...

  И, наконец, увидел - хрупкая человеческая фигурка стояла на неказистом воротнике хозяина гор, стояла беззаботно, почти расслабленно, и светлые волосы трепал соленый морской ветер.

  От армии эделе ничего не осталось - только мертвецы да останки замечательных кораблей. Нет, перебил самого себя Уильям, еще уцелел тот самый господин Кьян - вон, обнажил палаш и готовится умереть в битве, а если не в битве - то хотя бы в ее подобии...

  - Стой! - почему-то вмешался он, вспомнив, как говорил о родине этого мужчины шаман: "Подземная огненная река поглотила все, и Эдамастру сожрало море..." - Стой, не надо его убивать!

  Четверо великанов одновременно споткнулись, и миру наступил конец. Пыль, подобно буре, взметнулась над всадниками, драконом и королем, по земле и песку побежали трещины, волна окатила побережье и жадно облизнула обугленные руины крепости.

  Уильям бестолково закрылся рукавом. Лошадь встала на дыбы, и Габриэль шлепнулся на дорогу, а Гертруда - на Габриэля, и он сдавленно запричитал сквозь плотно стиснутые зубы. Эс, коварная скотина, спрятал рогатую башку под перепончатое крыло.

  Священный меч выбил из ладони господина Кьяна палаш, и Эльва насмешливо, с кривой улыбкой осведомился:

  - Почему господин Уильям тебя жалеет?

  - Я не прошу его о жалости, - огрызнулся эделе. - Мне без надобности его чертова жалость.

  - С ума сойти, какой гордый, - пренебрежительно бросил некромант. Он, как и Уильям, выглядел не лучшим образом, но не по вине ран, а по вине магии: в синих безучастных глазах проявились яркие зеленые искры, исхудавшее лицо пестрело лопнувшими сосудами. Чтобы руководить сразу четырьмя горными детьми, пришлось принести в жертву такую бездну сил, что теперь Эльве и шевелиться-то было лень, но впадать в забытье, как четыре года назад, он не собирался.

  Драконий облик слетел с крылатого звероящера, как пух, и он снова принял человеческое обличье - к горькому разочарованию Гертруды и Габриэля. Опираясь на его подставленный локоть, Уильям с горем пополам доковылял до некроманта и военачальника армии эделе, сощурился и сказал:

  - Я вызываю вас на дуэль, господин Кьян.

  - Что? - сдержанно приподнял брови тот.

  - Что?! - не поверил Эс.

  - Я вызываю вас на дуэль, - процитировал себя юноша. - Четверо на одного - нечестно. Вы ранены, и я тоже ранен. И вам, и мне будет довольно трудно бороться, но мы все-таки попробуем: я - ради справедливости, а вы - ради спасения. Правила... наплевать, давайте доверим свои судьбы госпоже Смерти. Мой товарищ Эльва послужит ее свидетелем...

  Он наклонился и подобрал палаш - почти такой же, как у господина Кьяна, и вежливо отсалютовал. Эделе скопировал его стойку и грациозное, мягкое движение, а затем, избавляясь от явного преимущества, вслед за юношей перебросил клинок в левую руку - раненое плечо не позволяло Уильяму особых вольностей.

  Человек и небесное дитя помедлили, оценивая друг друга.