Его Величество все-таки устроил поднос у окна, в солнечных лучах, утративших свое заманчивое тепло, и отправился в рабочую комнату рыцаря. Подхватил со стола альбом, щелкнул крышкой деревянной коробочки для карандашей - проверить, все ли на месте, - и отвлекся на портрет господина Эльвы, или, если правильнее - набросок портрета господина Эльвы. Сэру Говарду удалось передать даже самые неприметные черты некроманта, вроде крохотных морщинок во внешних уголках век, и Эльва - уставший, но не готовый окрестить себя таковым, - глядел на Уильяма с белого холста. У юноши почему-то побежали мурашки по спине, и он провел пальцем по уху нарисованного колдуна, словно бы запинаясь о каждую серьгу, его проткнувшую.
Эльва ушел из Драконьего леса на рассвете предыдущего дня. Он тепло попрощался с Его Величеством и сэром Говардом, а с Эсом так и вовсе обнялся, едва не раздавив крылатого звероящера в своей крепкой хватке. Эс потом ворчал - ребра, мол, ноют, и лопатки странно трещат...
Но особенно любопытным для Уильяма было то, что дракон как-то избавил некроманта от неизменного сна с участием раненой Богини. Когда он без обиняков уточнил, как именно светловолосый парень это сделал, оба уставились на юношу с такой непоколебимостью, словно у них появилась общая тайна, и хранить ее они собирались до конца времен. Хотя в полумраке замковых коридоров, ночью освещенных факелами, зажженными через один, вели себя абсолютно иначе, и Уильям прекрасно помнил, как Эльва донимал крылатого звероящера и повторял один и тот же вопрос:
- Чем ты ее убил? Что это была за... штука?
А Эс наигранно удивлялся, таращился на него, подобно сове, и восклицал:
- Черт возьми, о ком ты? Я никого не убивал!
Юноша бросил последний неуверенный взгляд на небрежно прикрытый холст - видимо, господин Эльва чем-то не угодил начальнице прислуги, и она заключила, что его портрет беречь не обязана, - и поплелся к сэру Говарду, на ходу размышляя, не ошибся ли, посчитав, что Эс убил ту самую раненую Богиню.
Рыцарь с удовольствием человека, у которого давно отобрали все развлечения, а теперь, спустя долгие столетия, вернули, перебрал эльфийские карандаши. Уильям подвинул неудобный деревянный стул к его кровати и попросил:
- Я посижу, понаблюдаю, как ты рисуешь, ладно?
- Хорошо, милорд, - серьезно кивнул сэр Говард.
Рано утром, когда король народа хайли еще спал, пограничный патруль привел в замок странного человека.
У него были длинные, чуть ниже плеч, пепельные волосы, аккуратно расчесанные, кое-где заплетенные в крохотные косички - то ли от скуки, то ли чтобы выделиться среди сотен и сотен почти одинаковых человеческих мужчин. У него были тонкие пальцы, унизанные кольцами из черного серебра, а глаза - о, таких невероятных глаз пограничный патруль не видел еще ни разу. Правый - карминовый, левый - молочно-розовый, и оба - с вертикально вытянутыми зрачками, пробирающими до костей. Помимо всего этого, чужак носил на шее дохлого паука, покрытого чем-то блестящим, а его уши вызывали ассоциацию с эльфами, хотя эльфийские, пожалуй, немного превосходили их по изящности.
- Я прибыл к лаэрте, - повторял он, словно заведенный. - Мне все равно, кто здесь король и какими он пользуется законами. Я прибыл к лаэрте. Я - хранитель, и вы не имеете права не пустить меня.
Растерянные, смущенные - впервые в их жизни случилось нечто подобное, - пограничники переминались у основания башни Кано, умоляя крылатого звероящера выйти.
- Какой хранитель? - подозрительно спрашивал Эс, не спеша открывать. - Я не звал никакого хранителя. Гоните его взашей, самозванца проклятого, и передайте, что лаэрты нет в Драконьем лесу.
Чужак, покорно ожидавший своих провожатых у витражного окна галереи, поднял брови:
- Неужели он забыл? Я сочувствую, господа, но вам придется еще раз пройтись к его покоям и сообщить, что я вовсе не самозванец. Меня зовут Шель, и если он забыл меня, то это лишь его собственные проблемы, но никоим образом не мои.
- Вы что, - ужаснулись пограничники. - Мы не можем так обращаться к господину Эсу!
- Ничто не мешает вам передать мою фразу вежливо.
Окончательно сбитые с толку, хайли опять позвали крылатого звероящера, и на этот раз дверь башни Кано распахнулась - рывком, выдав с поличным волнение своего хозяина, - а дракон метнулся к галерее так, словно там его ожидала сама судьба.
- Шель, - потрясенно прошептал он, разглядев незваного гостя. - Шель, с какой луны ты сюда свалился? На кого ты оставил Карадорр, Шель?
Странный человек повернулся к нему, равнодушно осмотрел - все ли на месте, не отрезаны ли руки, ни отрублены ли ноги, - и глухо отозвался:
- Карадорра больше нет, лаэрта. Отыщется ли в этом замке уголок, где наша беседа будет лишь нашей?
Уголок отыскался, да какой! Обитатели Драконьего леса привыкли, что Кано - запретная твердыня, и туда нет хода никому, кроме, собственно, крылатого звероящера, сделавшего ее запретной. Но Шель, хранитель, чужак в королевстве хайли, бестрепетно переступил порог, и створка за ним закрылась, отрезая все шансы подслушать, для чего он явился.