Эдатрон. Том I

Ловушки он расставил, но не все. Только пару штук силков на птиц, где он еще до сезона дождей заметил пасущихся крупных тетеревов и глухарей, и одну петлю на косулю, где так же видел раньше следы. Хотелось просто проверить, вылезла ли дичь из своих убежищ. На большее не хватило терпения и сил. Короткий по расстоянию и по времени поход быстро расставил все по местам, показав ему всю несуразность и ненужность его нынешнего одеяния. Хотя с неба еще летали и плавно опускались на землю большие пушистые снежинки, вокруг было не просто тепло, было невыносимо жарко в одежках, которые он на себя навертел. Может время холодов еще не настало, но он уже сейчас понял, как не подходит его нынешнее облачение к местному климату. Удобство – критерий истины, эта простая правда жизни дошла до него, когда он в третий раз завалился на бок в глубокий сугроб. Ни развернуться, чтобы упасть на руки, ни убрать с траектории падения свой посох-копье, ни вообще никаких левых движений ему не дала его одежда. Так и завалился с дрыном в руках. Он чувствовал себя колобком, который катится, пока тропинка ровная. Чуть малейшая ямка или бугорок, которых под снегом не углядеть, как тут же следовала авария и, что больше всего его бесило, полная беспомощность в управлении своим телом. А вдруг волки или тигр, следы которого он как-то видел возле речки? Пока развернешься, голодные и жадные до нежного детского тела звери успеют тебя уже сто раз сожрать и переварить.

И эти так называемые снегоступы… Не думал он что они окажутся не просто ненужными, но даже в чем-то и вредными для его передвижения по лесу. Малейшая неровность под снегом и нога его выворачивалась самым неестественным образом, а сам он принимал такие позы, что оставалось только благодарить свои тренировки на гибкость. Или он не умел ходить в снегоступах, или снег был еще слишком мягким. В любом случае, с этим надо было что-то делать. «Лыжи!» – понял он – «Вот что ему надо!» Как их делать он не знал, но на обратном пути срубил подходящую березку. После своих экспериментов с «чертовым деревом» он уже не с такой опаской относился к простейшим изделиям из различной древесины. Посидит вечерами, поиграется топориком, глядишь что-нибудь и получится. Хотя бы на этот сезон, а там потом будет день, будет и пища. «И с одеждой что-то делать надо» – подумал он, в очередной раз устало валясь в очередной пушистый сугроб. «Хорошо бы сшить что вроде парки, или как она там называется, которую носят северные народы-оленеводы на Земле». Да только северных оленей тут он не видел, а местное крупное зверье никак не согласится добровольно поделиться своей шкурой. Он трезво оценивал свои силы и понимал, что завалить лося или взрослого оленя ему не по силам, а про хищников и говорить нечего – самому бы при встрече целым остаться. А шить из шкурок зайцев и белок… Это же сколько их понадобится, да и не чувствовал он в себе таких портняжьих талантов, чтобы скомпоновать куртку из множества самых разных по размеру и качеству шкурок. Так что к себе в землянку он приперся злой, усталый и весь в раздумьях о будущем.

В следующий раз он вышел в лес спустя дней двадцать, если не считать короткой пробежки на следующий день, чтобы собрать свои ловушки. В силки попался огромный красавец-глухарь, который ни за что не хотел сдаваться живым. Пришлось ткнуть его копьем, а потом прирезать ножом. Мальчишка подержал его вытянутой руке – килограмм на пять потянет. Уже хорошо. В петлю никто не попался. Не очень-то и хотелось… Хотя конечно хотелось и очень, но, когда он представил себе, как вдобавок к глухарю тащил бы на себе тушку пусть и не самого большого оленя, но весом с него самого… Учитывая, что его собственный вес составлял где-то около тридцати килограмм да плюс еще нелегкие кожаные одежды… Нет косули и слава богу, он не муравей, которые, насколько он помнил из школьной программы, могут тащить на себе вес в шесть или семь раз больший. Глухаря бы дотащить и самое главное, сделать себе зарубку на память – нужны санки.

Всю следующую неделю он ел глухаря. Птиц оказался слишком велик, чтобы съесть его за раз, и мальчишка разделал его на куски, благо в погребе мясо могло храниться долго. В своем уродливом кастрюле-горшке он варил супы, тушил с грибами и даже один раз пробовал запечь в глине. Получилось так себе, но это был полезный опыт, а глухарь все равно оказался в желудке, пусть и немного сырым. Но самое главное – свежая дичь дала ему время посидеть в землянке, не отвлекаясь на охоту и он сумел провести это время с пользой.