Эдем XXI

Пока Хоорс краснел и бледнел, открывая, как рыба, рот, Сергей встал и, не оглядываясь, вышел из палатки. Стоящие на пути пустынники благоразумно убирались с дороги. Откинув полог, он увидел построенную в ровную шеренгу караульную сотню, с командиром которой, отчаянно жестикулируя, разговаривал Алиф. Вот шустрый мальчишка, когда же он их успел вызвать. Сотник вопросительно посмотрел на Сергея, но тот едва заметно покачал головой, вмешиваться не стоило.

Сзади послышался дикий рев, и из палатки вылетел, размахивая тяжелым боевым топором, красный как рак Хоорс, осознавший, что безвозвратно теряет авторитет у своих подчиненных.

Он не собирался следовать каким-либо правилам поединка. Среди ватаг "отчаянных", выходивших на промысел из Западного Предела, понятия воинской чести не в ходу. Прав тот, кто сильнее, хитрее, наглее, и кто успел ударить первым. Вот и теперь – топор должен был без лишних разговоров размозжить башку этому наглому выскочке.

Должен был. Сергей распластался по земле, пропуская над собой прогудевшее широкое лезвие, одним движением выхватил меч и, не глядя, рубанул назад. Выпрямился, раскрутил клинок в руке и отправил обратно в ножны. И только после этого развернулся лицом к продолжавшему стоять эмиру.

На лице Хоорса застыло удивление. Топор выпал из руки, могучий пустынник очень медленно опустился на колени, постоял и упал, уткнувшись лицом в рыхлую землю.

Сергей посмотрел на пустынников, сгрудившихся позади тела их вожака.

– Оружие на землю, – негромко приказал Сергей, но в наступившей тишине его слова гудели как набат. С последним звуком голоса послышался звон падающей стали – пустынники торопливо отбрасывали мечи и топоры, словно боясь обжечься.

Он шел вдоль строя караульной сотни и отчетливо читал в глазах солдат уважение и страх. В голове была мертвая пустота, он только что убил человека, но не испытывал никаких эмоций. Похоже, теперь бояться придется самого себя.

XV

Вольнонаемный караульный Балаус Чех поправил на плечах завязки панциря, потряс головой, отгоняя сон, и продолжил свой путь вдоль глухой стены склада, выходящей на Большой Тракт. Да, тяжелые нынче времена настали, правда, грех жаловаться, никогда еще у цеха вольнонаемных караульных не было столько заказов. Ясное дело, у ветерана Балауса и раньше не было проблем с работой, а уж теперь-то и подавно, за день он зарабатывал столько, сколько раньше за неделю. А все же радости мало. Раньше-то что бывало, ну пошалят пустынники, налетят на факторию, так ежели не скаредничали торговцы, и содержали справную охрану, то десяток-другой караульных с арбалетами двумя залпами отбивали у разбойничков желание приближаться к стенам. А вот, ежели не раскошелился на охрану, тогда, считай, что лишился товара, выгребут все подчистую, нагрузят на верблюдов, да и поминай как звали. А такого, чтобы пустынники деревни грабили, так этого испокон веков не бывало. Караульных ставили туда – отслуживших положенные тридцать лет ветеранов, чтобы могли служивые на старости лет чем заняться, не сидеть на лавочке, да и лишний кусочек масла на хлебушек – кому ж помешает! Делов – то у них – пьянчужек гонять, да и за тишиной после колокола следить, и, конечно, сообщать куда следует, что да как…

Когда сожгли пустынники деревеньку Тено, говорят, что сам старшина цеха вольнонаемных караульных ходил к Великому Магистру, просил дозволения наказать разбойников, наказать так, чтобы детям и внукам заказали бы такие дела делать. Да только махнул Великий Магистр рукой, спасибо, мол, за службу, только не по зубам это вам. Дела творятся черные и страшные, тут цеху одному не выдюжить, весь Орден поднимать надо. И как сказал, так и сделал. А цеху наказал лучших караульных выделить себе в помощь.

Тонкий слух Балауса различил где-то вдалеке на западной стороне глухой шум. Караульный насторожился, снял со спины тяжелый щит, зажал в зубах длинный свисток и положил руку на рукоять меча. Еще раз прислушался. Шум стал отчетливее, и ветеран, более не раздумывая, поступил так, как и записано в Уложениях – надул щеки и засвистел, что было мочи, и, оглядываясь по сторонам, заспешил к воротам фактории. За оградой по мощеным досками дорожкам загромыхали подкованные сапоги – ребята не дремали, и через минуту вдоль всего частокола фактории выглядывали прицельные планки взведенных арбалетов. Балаус, прикрываясь щитом, юркнул в приоткрытые ворота, намертво затворившиеся за ним, и поднялся в караульную башню. Там десятник Сэмми Мур напряженно вглядывался в темноту.

– Что? – коротко спросил он.

Балаус четко отрапортовал, и десятник одобрительно кивнул головой – все знали, какой отменный у ветерана слух, а нынче лучше лишний раз поостеречься, чем сонным получить в брюхо арбалетный болт.

Шум приближался, теперь уже все слышали низкий гул и чувствовали мелкое подрагивание земли. Пальцы караульных замерли на спусковых крючках арбалетов.