Эдгар По. Сгоревшая жизнь

На гребне своего успеха По оставил работу в «Ивнинг миррор» и перешел в конкурирующий «Бродвей джорнал», где начал публиковать некоторые из своих уже опубликованных рассказов и стихотворений. И продолжил литературную войну, начатую в «Ивнинг миррор» нападками на поэзию и репутацию Генри Уодсворта Лонгфелло. В то время Лонгфелло был одним из самых уважаемых поэтов-патриархов Америки, и, похоже, именно его авторитет приводил По в такую ярость. В рецензии на антологию «Разное», составленную Лонгфелло, он обвинил почтенного поэта в том, что тот не включил в нее стихи тех, кто мог бы с ним соперничать. И еще он обвинил его в очевидном плагиате. По назвал Лонгфелло «явным имитатором, ловко использующим идеи других людей», в частности Теннисона, что «слишком заметно, чтобы ошибиться… [и] может быть отнесено к самой варварской разновидности литературного грабежа».

Конечно, По написал это, чтобы обеспечить тираж своему новому журналу. Ему хотелось зацепить публику. Он зашел настолько далеко, что сочинил сам себе ответ, подписавшись «Outis», то есть «Никто», просто чтобы немного продлить дебаты. В чем он преуспел. Эта односторонняя якобы схватка представляет собой одну из самых замечательных литературных распрей в истории американской литературы. По посвятил ей около ста страниц. И продолжил поносить противника в своей лекции «Поэт и поэзия Америки», прочитанной в Нью-Йоркской публичной библиотеке. Точно так же называлась его лекция, которую он читал годом раньше, но теперь он расширил ее охват рассуждениями о Лонгфелло и, главное, его «фатальной страсти к имитации». Публично Лонгфелло ни разу не ответил своему обидчику, однако позднее он сказал, что наскоки По были спровоцированы «болезненной возбудимостью чувствительной натуры, мучимой смутным ощущением некой неправильности». Вероятно, он не ошибался в своем диагнозе.

Но По не только исполнял роль главного литературного палача в «Бродвей джорнал». Он еще был и театральным критиком. Причем не самым доброжелательным, так что после одного его особо злобного отзыва на спектакль «Антигона» антрепренер обруганной труппы вычеркнул имя По из списка приглашаемых на премьеры критиков.

Посыльный Александр Крейн вспоминал, что в редакции По «вел себя тихо и был одинаково добр и любезен со всеми, а в компании быстро оживлялся и даже становился игривым». Каждое утро в девять часов утра он являлся в редакцию, где и работал «упорно и методично до трех-четырех пополудни». Однажды Крейн потерял там сознание от жары, а когда очнулся, По «стоял, наклонившись над ним, и смачивал ему виски и запястья холодной водой». Так что он умел быть не только любезным, но и чутким.

Однако переезд из относительного уединения в фермерском доме вкупе с успехом «Ворона» вновь подтолкнули писателя к бутылке. Тот же Александр Крейн вспоминал, что наутро после одной из лекций, которая была отменена из-за плохой погоды, По явился в редакцию, «опираясь на руку приятеля, так как был пьян». Скорее всего, он пил всю ночь. Некий нью-йоркский журнал распространил воображаемый список выходящих в свет книг, одна из которых якобы называлась «Трактат об „Aqua Pura“,[28]

ее употреблении и злоупотреблении ею, написанный Эдгаром А. По». Выходит, о пристрастии По было широко известно.

По попросили написать стихотворение для декламации его в Нью-Йоркском университете, однако он не сумел этого сделать. Переживая неудачу, он, согласно Томасу Данну Инглишу, поступил так, «как поступал всегда, когда расстраивался, — напился до чертиков и пил потом всю неделю». Отчеты о его пьяных «кутежах», как он их называл, позволяют предположить, что в Нью-Йорке ему было неуютно. Одному из приятелей По писал, что скоро будет читать «Ворона» самой королеве Виктории и королевской семье. Еще он сообщил ему, что остальные писатели строят ему козни. Итак, переизбыток алкоголя, вполне вероятно, вел его прямой дорогой к безумию.

Журналист Томас Холи Чиверс, проходя по Нассау-стрит, встретил и узнал По, который «раскачивался из стороны в сторону и был пьян в стельку». Едва По заметил Чиверса, он крикнул: