Эдгар По. Сумрачный гений

Вскоре его решительность увенчалась успехом (вполне возможно, свою роль сыграл и отзыв Нила). В письме от 18 ноября 1829 года поэт сообщает опекуну, что его поэтический сборник готовится к выходу в балтиморской издательской фирме «Хэтч энд Даннинг» «на самых выгодных условиях», что они обязались «отпечатать и предоставить мне 250 экземпляров книги».

Непонятно, о каких «выгодных условиях» упоминает поэт, — издатели не занимались благотворительностью. Какую-то сумму По, безусловно, заплатил за издание, но сколько — неизвестно. Интересная деталь: о предстоящем издании он пишет через месяц с лишним после принятия решения о публикации. И еще одна подробность: в предыдущем письме в Ричмонд (от 12 ноября) он не упоминает о своем успехе, но жалуется на полное безденежье, а в письме от 18 ноября благодарит за присланные ему 80 долларов. Можно предположить, что какая-то часть этих денег перешла к «Хэтч энд Даннинг». Во всяком случае, предположение это вполне логично.

Разумеется, деньги опекуна не предназначались издателям, а были даны на возвращение По в Ричмонд. Мистер Аллан, похоже, наконец решил, что существование пасынка вне дома обходится ему слишком дорого. К тому же теперь дальнейшее его пребывание в Балтиморе было лишено смысла — сентябрь давно минул, а известий из Вест-Пойнта не поступало. Значит, зачисление не состоялось.

Предполагалось, что тогда же, в ноябре, пасынок вернется «домой». Но этого не случилось — ни в ноябре, ни в первой половине декабря. По задержался в Балтиморе. Возможно, причина не была понятна опекуну, но нам она понятна: поэт ждал выхода своей книги.

И вот она вышла: «тоненькая книжка в одну восьмую листа в синем картонном переплете, с очень широкими полями и несколькими дополнительными титульными листами». Центральное место в сборнике занимали две поэмы — «Аль Аарааф» и «Тамерлан». Вторая была существенно переработана автором, изрядно сокращена (о чем мы уже писали) и снабжена посвящением Джону Нилу, который, как мы помним, сочувственно отозвался о стихах поэта на страницах своей газеты. За поэмами после небольшого предисловия следовали девять стихотворений. Четыре из них («Озеро», «Духи мертвых»[89], «Сон во сне» и «Тебя в день свадьбы видел я») в переработанном виде перекочевали из предыдущего сборника поэта.

Экземпляры книги По, судя по всему, получил в самом конце ноября — начале декабря. Вероятно, тогда же разослал их в журналы на рецензию. Сборник не получил широкого резонанса, на его выход в основном отозвались балтиморские издания. Впрочем, и их оценка была довольно сдержанной. Единственным исключением стал отклик влиятельной миссис Сары Хэйл, редактора филадельфийского «Гоудиз лэдиз бук» («Godey’s Ladey’s Book»), сравнившей строки По с творениями Шелли. Отзыв маститой критикессы появился на страницах журнала в январе 1830 года.

Что интересно: тогда же в письме троюродного брата поэта, Нельсона По[90], адресованном кузине и невесте (и будущей жене — кстати, тоже родственнице нашего героя) Джозефине Клемм, прозвучали такие слова: «Эдгар По опубликовал поэтическую книгу… Однако так наша фамилия еще и прославится». Едва ли Нельсон По, который и сам «баловался» писательством и трудился в одной из балтиморских газет («Baltimore Gazette and Daily Advertiser»), испытывал по-настоящему теплые чувства к родственнику. Да и ремарка несла отчетливо ироничный подтекст, но — вот ведь действительно ирония судьбы! — оказался прав. Хотя едва ли на самом деле подразумевал нечто подобное!

Но, когда прозвучали эти — как оказалось, пророческие! — слова, поэт был уже далеко от Балтимора. Дождавшись выхода из печати всего тиража (он составлял 250 экземпляров) и выкупив у издателей полтора или два десятка своих книжек, он отправился в Ричмонд.

«Дома» он очутился под самый Новый год — все праздновали Рождество. Несомненно, и нашего героя переполняли радостные чувства — не только от встречи с домом, праздника, но и от перспектив, что рисовало его воображение: ему всего двадцать лет, а он уже автор двух книг; он — поэт, и о его стихах высокого мнения видные критики. Ему, конечно, очень хотелось, чтобы его видели триумфатором. Он показал книгу отчиму, домашним. Несколько экземпляров пристроил в местную книжную лавку, которую содержал некий мистер Сэнкси[91]. Встретился со школьными и университетскими приятелями, двоих или троих даже одарил — и не только книгой в синем переплете, но и рассказами о своих мифических путешествиях. В его вдохновенном повествовании мелькали заснеженная Россия и столичный Петербург, Греция и просторы Средиземного моря, имя Байрона и намеки на некие парижские приключения особого свойства. Все это он, конечно, придумывал, но стоит ли сомневаться, что ему нравилось наблюдать реакцию бывших товарищей, видеть в их глазах восхищение, смешанное с недоверием, завистью и уважением. И он сам, видимо, почти верил в то, о чем рассказывал, — так очаровывал и манил тот романтический флер, отражение которого ясно читалось в глазах тех, кому были адресованы рассказы.