Читаем Эдгар По в России полностью

Эдгар уже сделал движение, чтобы подтянуть тело вверх и перевалить его через плашку ограждения, как услышал требовательное мявканье и ощутил чувствительный толчок в локоть. Юноша недовольно покосился в сторону и увидел кота, пытавшегося оттолкнуть лбом человеческую руку, преградившую дорогу. Верно, мурлыке нужно было перейти через канал, но он почему-то предпочел не удобный деревянный настил мостика, а узкие и холодные перила. Но кто решит — что ему удобнее, а что нет?

Если бы это был человек, Эдгар По не изменил бы своего решения. Может, просто не заметил бы. А если бы и заметил… И всего-то — оттолкнуть (а то и ударить!) нежданного доброхота, вскочить наверх, на планшир. Но отпихнуть кота?!

Кот был черным, со всклокоченной шерстью и белой, казавшейся в свете скудных уличных фонарей желтоватой, манишкой. Бродяга, с изысканно-небрежными манерами аристократа невесть в каком поколении, с родословной, перед которой потомок Роганов выглядит мольеровским Журденом. Эдгар По разжал руки, освобождая проход и (тут он вспомнил русского друга) слегка приподняв шляпу, поприветствовал четвероногого петербуржца. Его Кошачье Величество воспринял поведение человека как должное — небрежно кивнул и, вскинув хвост, как скипетр, соизволил прошествовать дальше, к своему чугунному двойнику. Потершись о лапу, словно бы поприветствовав соплеменника, кот еще раз внимательно посмотрел на американского поэта и спрыгнул с пьедестала.

Проводив взглядом пушистый хвост — несбывшуюся мечту павлина — и позавидовав льву (кот, между прочим, мог бы потереться и о него!), Эдгар вновь перевел взгляд на воду. Она уже не казалась ни зловещей, ни мерзкой. Это была всего лишь вода, в которой хорошо ловить рыбу, купаться (бр-рр), а уж никак не тонуть. А если и тонуть, то не сегодня.

Эдгар По перевел взгляд туда, где только что был кот. А тот никуда не ушел — стоял на месте, поглядывая на юношу, нетерпеливо переступая с лапки на лапку, будто приглашая куда-то. Где-то Эдгар его видел, но где? Сколько в мире кошек, похожих друг на друга. И тут он вспомнил, где видел этого кота, а ноги сами понесли в единственное место в этом холодном и величественном городе — туда, где ему, возможно будут рады, а если нет, так, по крайней мере, не выгонят. Добравшись до лавки старого чудака-книжника, Эдгар ввалился внутрь, даже не удивившись, что двери не заперты, сел прямо на пол. Неожиданно — сам от себя не ожидал, юноша зарыдал.

Добрый старик присел рядом — не успокаивал, не утешал, молчаливо ждал, пока гость не выплачется. Дождавшись, пока плечи юноши перестанут сотрясаться от рыданий, протянул тому свой носовой платок.

— А я уже спать лёг, а тут Степана — ну, того что Степанидой недавно был, принесло. Орет чего-то, требует. Повел меня, а тут и вы…

— Э-хе-хе, — прокряхтел Шин, поднимаясь с пола. Потирая поясницу, исчез за бесконечными книжными полками, вышел, бережно держа в руках серебряный поднос с бутылкой и двумя рюмками. Разливая темно-янтарную жидкость, облизал палец, на который попала случайная капля:

— Эх, хороша… Ну-ка, молодой человек! Э, что такое? Что с вами?

…Эдгар пришел в себя от того, что кто-то касался его лба чем-то холодным.

— Очнулся, — участливо проговорил мистер Шин, выжимая тряпку в тазик. — Слава те господи!

— Что со мной? — попытался спросить юноша, но губы были словно чужими. Приподняв голову, Эдгар попытался осмотреться, но подвели глаза — в них словно бы насыпали песка. Шелест выжимаемой тряпки показался ему шумом водопада, капли, бьющиеся о поверхность воды — грохотом прибоя, бьющим прямо в ухо.

— Обморок у вас был, молодой человек. Побледнели, на пол свалились. Эх, а я-то, старый дурак, вам еще и виски налил. Но кто бы знал?

— Где я?

— Так у меня дома, где же еще? Или вы решили, что в лавке? Так у меня дома книг не меньше, чем в лавке. Дом большой, но книг все равно больше, некуда ставить. Все, что продать не удается, сюда тащу.

Пожалуй, если бы Богдан Фаддеевич не сказал, что вокруг стоят и лежат книги, юноша бы не заметил. Теперь же, глаза словно бы обрели четкость и Эдгар сумел рассмотреть небольшой прикроватный стол, креслице, а вокруг все заставлено книгами. Книги на полках, книги на подоконнике, стопки книг на полу, а те, что грудились по углам, напоминали колонны. Не рухнуло бы это богатство, да не погребло бы под собой хозяина, вкупе с гостями.

Заботливо поправляя подушку, старый книжник поинтересовался:

— Падучая у вас давно приключилась?

— Падучая? — не понял Эдгар.

— Mal sacre, — уточнил Шин, но, видя, что речь благородных римлян ускользает от внимания юноши, пояснил: — Mal sacre, по латыни означает: «священная болезнь». Если по-научному, то эпилепсия.

— Эпилепсия? — растерянно переспросил По. — Не может быть!

Эпилепсией страдал один из его шотландских кузенов — как там его? Неважно, зато Эдгар помнил, как припадок выглядит со стороны — тело сотрясается в судорогах, бьется, а изо рта течет пена, язык высунут. Бр-рр.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза