Эдичка

– Хорошо. А все-таки что там было с зачатием? – Я решил до конца разобраться с этим вопросом.

– Придется тебе ждать уроков биологии, тогда ты все сам поймешь, а ко мне с этим не приставай.

– И почему это девчонки всегда всё знают лучше нас? – огорчился я. – Ну не всё, конечно. В крикете или футболе они вообще не разбираются, но о всяких там житейских делах знают всё абсолютно, да еще важничают при этом и не делятся информацией.

В общем, я решил добиться ответа на свой вопрос и отправился с ним к нашей учительнице мисс Грэй. Она была симпатичной блондинкой, худенькой, маленькой и сильно напоминала какую-то птицу. У нее и голосок-то был птичий – тихий, нежный. Все наши мальчишки были в нее тайно влюблены. А девчонки ее вечно критиковали и говорили, что она совсем не умеет себя подать, ходит в длинных юбках и старых, разношенных свитерах, и это портит ее фигуру.

Мисс Грэй почему-то страшно покраснела, когда я задал ей наболевший и мучающий меня вопрос.

– Понимаешь, Эдичка, – начала она мямлить в ответ, – все люди, до того как они родились, зачаты родителями, папой и мамой.

– Зачаты – это как? – тут же перебил я ее.

– Это когда две клетки, мужская и женская, соединяются, и в теле матери начинает расти ребенок. Ты же видел, когда у женщин такие большие животы. Это они вынашивают младенца.

– А-а, да, видел. Такой большой живот был у моей мамы, пока она не родила Антошку и Алешку. Но у мамы Дейва, это новый муж моей мамы, тоже большой живот, и он у нее давно, а она так никого и не родила.

– Такое случается, – заулыбалась мисс Грэй. – Женщины бывают просто толстые. Ну, теперь тебе все понятно?

– Совершенно ничего не понятно. То есть про зачатие я понял, что такое, а при чем тут непорочное?

– Ну, у Марии и Бога было все совсем иначе, им еще помогал голубь.

Когда она сказала про голубя, я совсем обалдел. При чем тут голубь? Должно быть, она что-то путает, эта мисс Грэй, наверное, молодая еще. Я представил, как мама с папой или мама с Дейвом соединяют свои клетки в большой банке. Только как ребенок растет потом в животе матери? Мама, наверное, должна проглотить содержимое банки. Как же еще? А может, при непорочном зачатии голубь приносит мужскую клетку маме, когда она спит, и мама ее глотает во сне?

– Эдичка, ты все понял? – донесся до меня голос мисс Грэй. – Тогда иди играй.

Понял я, конечно, все плохо, но решил, что с меня на сегодня хватит. Надо еще будет спросить у папы при случае. Потом я забыл об этом, а когда вспомнил и спросил папу, тот понес уже полную чушь:

– Понимаешь, сын, тут такой непростой вопрос, что объяснить тебе его простыми словами будет сложно. Например, в русской литературе понятие греха и порока очень расплывчато, и уже много веков люди задают себе вопрос, почему это грех или порок…

Я смотрел на папу и пытался понять, что он там такое несет, но тут вмешалась Маргарита, которая слушала нашу беседу и хихикала:

– Да перестань ты, Джордж! Все очень просто: папа трахнул маму, клетки в нее влетели и получился маленький бэйбик!

– Как это трахнул, по голове, что ли?

– Ну да, считай, что по голове, – заржала Маргарита.

– Сейчас же перестань говорить ребенку глупости, – вмешался папа. – Он же такой впечатлительный.

Я понял, что ничего не понял, и решил ждать приезда бабушки, чтобы спросить у нее, но напрочь забыл об этом, поскольку начались репетиции. Моя роль была без слов. Я просто стоял рядом с сидящей Марией, держал посох и смотрел на младенца Христа. Мне вспомнилось, что, когда мы с бабушкой ходили в Эрмитаж в Петербурге, я видел там такую картину. Я понял тогда, что нужно именно так играть Иосифа, и даже мисс Грэй сказала, что держусь я прекрасно.

Наконец настал день спектакля. Я был очень рад, что в этом году на наш спектакль придут все мои родные: мама, папа, бабушка Варя, даже миссис Смит. Одна Маргарита отказалась, сославшись на то, что ей надо еще купить кучу подарков. А Дейв был в командировке.

«Вот и хорошо, – подумал я, – без них только лучше».

Против Дейва я, вообще-то, ничего не имел, но Маргарита стала бы ехидно хихикать, смотрела бы презрительно на маму, строила глазки Дейву, папа начал бы нервничать, и на меня перестали бы обращать внимание.

Мы все очень волновались, но спектакль прошел хорошо, только Сара уронила младенца, и, запутавшись в халате, упал мудрец. Зрители смеялись, а Сара очень расстроилась.

– Не переживай, Сара, – сказал я. – У всех актеров бывают промахи. Мы с бабушкой ходили однажды в Петербурге на «Лебединое озеро» – это такой балет, – так там одна балерина вообще упала.

– Нет, я никогда уже не смогу успокоиться, – плакала за кулисами Сара.

При этом младенец Иисус валялся на полу за кулисами, и про него как-то все забыли.