Единая теория всего [Трилогия]

— Вот, держи. Когда выйдешь отсюда, можешь снова активировать и продолжать от меня прятаться — я не обижусь. Правда. Можешь даже продолжать помогать Яне переправить Ильинского за океан, если я тебя не убедила. Но я бы хотела, чтобы ты подумал и принял решение, очень простое и единственно правильное в твоей ситуации.

— Это какое же? — поинтересовался я.

— Сделать, что должен. После вашей вылазки в Светогорск положение твое, Витя, прямо скажем, незавидное. Так что самым разумным будет вспомнить, что ты капитан уголовного розыска, гражданин, в конце концов — и просто передать Ильинского, когда его снова встретишь, соответствующим компетентным органам. Начальству скажешь, что пропал, потому что взял след беглецов и хотел завершить операцию в одиночку — а победителей не судят. Никаких претензий к тебе никто предъявлять не будет, наоборот, станешь героем: звание, премия, все дела. Можешь даже считать себя спасителем человечества, предотвратившим ядерную войну. И все — живи спокойно, счастливо, как нормальный человек. Кстати, со своей стороны могу обещать, что никто из наших ни к тебе, ни к твоей семье даже не приблизится, разве что для того, чтобы помочь немного, если понадобится. Поверь, я умею быть благодарной.

— А что дальше?

— А дальше ты проживешь хорошую, мирную жизнь и тихо умрешь. Как и все. И после этого тебе будет уже все равно, потому что, будем откровенны, хоть ты и славный парень, но шансов на успешное прохождение Испытания у тебя не так, чтобы очень много — это я тебе как мадиах с тысячелетним стажем говорю. Твоя личность будет отформатирована и собрана заново, после чего начнется уже совсем другая история.

— Звучит как-то невесело.

— На самом деле, это очень хорошо звучит, Витя. Сколько тебе сейчас, тридцать? Значит, впереди еще лет сорок, это почти пятнадцать тысяч закатов и рассветов, подумай! Если повезет, сохранишь до пятидесяти лет волосы, до шестидесяти — потенцию, и в здравом уме перейдешь в мир иной. Чем плохо? Если глупостей не творить, не лезть не в свое дело, не пытаться геройствовать, то можно очень комфортно провести эти годы. Что говорить: даже из наших некоторые уходят в люди, чтобы пожить жизнь — другую — ты же слыхал о ванадах? Цени то, что есть, Витя. Поверь, это немало.

— Надеюсь, мне не нужно давать какой-то ответ прямо сейчас?

— Нет, ну что ты! Но если решишься на что-то, дай знать.

— Если решусь, то как мне с тобой связаться?

— Ты знаешь мое имя, — серьезно ответила Стелла. — А значит, можешь позвать. Достаточно будет использовать любое передающее устройство, хоть телефон, хоть транзистор. Ну, или еще чертыхнуться можно: рядом сразу появится один из наших автономных модулей слежения и мне передадут, что ты меня вызвал.

Я взял со стойки значок и молча приколол его на рубашку.

— Ну все, хватит о делах! — Стелла соскочила c барного стула и потянула меня за руку. — Не так часто я тут бываю, чтобы тратить прекрасную ночь на разговоры! Пойдем танцевать!

Оркестр заиграл снова, и теперь к нему присоединилась певица в длинном огненно-алом платье, обтягивающем и блестящем, как рыбная чешуя. Она запела, и песня эта была одновременно прекрасной и грустной, как воспоминание о давно прошедших, счастливейших днях, которые больше не повторятся, сколько бы рассветов и закатов ты еще не увидел. Мы медленно кружились по палубе в такт музыке, движению звезд и легкому шепоту волн. Стелла прижималась ко мне, чуть откинув назад голову и прикрыв глаза, и тело ее под тонкой ситцевой тканью было упругим и совсем по-человечески теплым, а пальцы в моей ладони ледяными, как смерть.

Мы потанцевали, допили шампанское, а потом спустились вниз и через салон прошли на небольшую открытую палубу на носу корабля. Здесь стояли два низких кресла и маленький столик. Стелла взяла мороженого, а я все-таки прихватил для себя порцию "Курвуазье", и мы молча сидели, глядя на набережные и устремленные в звездное небо раскрывшиеся мосты. Было очень хорошо сидеть вот так, смотреть в ночь, пить маленькими глоточками восхитительный коньяк, молчать о своем, и я не знаю, о чем размышляла Стелла — может быть, об Эксперименте, или о Мире за пределами Контура, или вообще не думала ни о чем, а просто наслаждалась мороженым и прогулкой — но мои раздумья были не радостны.