Единорог

«Хамбер», проваливаясь в намытые дождем глубокие канавы, полз по подъездной аллее в Гэйз как раз в тот момент, когда тело Питера Крен-Смита заносили в дом. Эффингэм оставил Алису помочь Максу. Он взбежал на террасу, остановился, озираясь вокруг, и почувствовал себя лишним — глупым и любопытным. Эмоциональный настрой увиденной сцены не оставил его равнодушным. Он последовал за процессией в дом. Мэриан стояла в холле. Она показала на дверь гостиной, плотно прижав носовой платок к губам. Дэнис, закрыв лицо, лежал на ступенях. Казалось, он упал с огромной высоты. Никто не обратил внимания на Эффингэма — внезапно он стал посторонним и хотел, как посторонний, найти кого-нибудь, кому можно было бы сказать: «О, я сожалею, я так сожалею».

Алиса с Максом медленно открыли дверь, и показался подъехавший «остин». Мэриан прошла мимо Эффингэма и села на нижнюю ступеньку. Она положила голову на перила и заплакала, негромко всхлипывая. Эффингэм смотрел, и ему казалось, что он не может установить какую-то связь с Мэриан и Дэнисом, вид их горя вызывал у него отвращение. Остальные собирались за его спиной. Он быстро перешагнул через ноги Дэниса и взбежал по ступеням, по коридору — к комнате Ханны.

Ворвался в нее и остановился в полном замешательстве. Теперь светило солнце, и комната казалась яркой, почти радужной, словно она не знала, что произошло. Часы беспечно тикали. Последние остатки огня догорали в камине. Только на ковре около двери — темное пятно, и ящики письменного стола открыты, а бумаги разбросаны повсюду на полу. Но все остальное было прежним. Пампасовая трава и сухой лунник, жесткие и неподвижные, стояли в вазе. Фотография Питера взирала на комнату под тем же самым углом. Чувствовался знакомый запах торфа и виски. Казалось, через секунду из соседней комнаты появится Ханна. Затем, стоя там в одиночестве, он услышал тяжелые шаркающие шаги. Макс с Алисой шли за ним по коридору, и на мгновение он почувствовал неистовое желание броситься к двери и помешать старику войти.

Эффингэм одеревенело стоял, уставившись в угол. Там что-то лежало. Это был старый желтый шелковый халат Ханны. Макс медленно прошел мимо него, сел в кресло Ханны. Эффингэм застонал и резко опустился на табуретку. Он почувствовал, что находится на грани безумия от усталости.

— Откройте, пожалуйста окна, — сказал Макс. Он говорил как всегда властно, только очень устало, а его большая голова, желтоватая и скуластая как у китайца, тяжело откинулась назад, на подушку. Он выглядел как сама смерть, захватившая место Ханны.

Кэрри, следовавшая за ними, подбежала к окну. Комната казалась заполненной людьми.

— Возьми себя в руки, Эффи. Выпей. — Алиса наливала виски из графина Ханны. Она вложила стакан в руку Эффингэма, он отхлебнул и ощутил привкус Ханны. Его глаза закрылись.

Свежий, прохладный, пропитанный дождем воздух обдувал комнату, унося знакомые, спокойные запахи, поднимая разбросанные по полу бумаги и шевеля лунник и пампасовую траву. Две горничные собирали бумаги и засовывали их обратно в ящики. Алиса подняла халат Ханны и повесила его на крючок.

— В чем дело? Что вы все делаете здесь, такая огромная толпа? Почему вы бродите по дому и отдаете здесь приказания? — В дверном проеме, опираясь на трость, стояла Вайолет Эверкрич. Голос прозвучал резко и гневно. За ее спиной стоял Джеймси.

Алиса ответила:

— Прости нас, Вайолет. Мы приехали посмотреть, не сможем ли чем-нибудь помочь. Новости узнали только в дороге. — Она пододвинула Вайолет стул.

— И, придя в эту комнату, выпиваете. Неужели у вас нет стыда? Нет, вы не можете помочь. Я сама могу похоронить своих мертвых.

Стул она проигнорировала. Джеймси отодвинул его в сторону и сел на него сам. Он поставил локти на колени, закрыл лицо. Горничные вышли в прихожую. Все молчали. Вайолет ударила палкой о пол:

— Можете уезжать. Вы мне не нужны, чтобы открывать окна в моем доме.

Макс слегка повернул голову к Алисе, которая стояла прислонившись к камину, широко расставив ноги. Алиса сказала:

— Не выгоняй нас, Вайолет. У нас есть право находиться здесь.

Вайолет злобно посмотрела на каждого из них.

— О да! Вы жили, как вампиры, на горестях этого дома, а теперь пришли поглядеть на мертвых.

— Вайолет, не сердись, отец устал. Мы…

— Вы уберетесь сейчас же, вся ваша глазеющая толпа. Здесь я за все отвечаю.

— Во всяком случае, — продолжила Алиса, и голос ее прозвучал немного резко, — я полагаю, пора решить вопрос, кому все это теперь принадлежит.

— Мне. Я ближайшая родственница Ханны, а завещания нет.

— Но в действительности завещание есть, — сказала Алиса, глядя в пол. — Ханна составила завещание в пользу моего отца.

Эффингэм резко вскинул голову и открыл глаза, расплескав виски. Джеймси медленно встал. Алиса смотрела на своя туфли, шаркая имя по ковру.

Наконец Вайолет шепотом спросила:

— Твоему отцу? Я тебе не верю.